Кирилл Казанцев - Утро генеральской казни

У Максимова даже дыхание сперло от подобного признания.

– И давно ты ей свой комикс отдал с предсмертной запиской?

– Может, час тому назад, может, чуть больше. А что, неправильно сделал?

– Ты знаешь, какие бабки Рубинов с Васьковым сейчас прокрутить собрались?

Митягин напрягся.

– Так вы же меня не предупреждали, что это так серьезно. Думал, просто чудака, который генералов затрахал, ликвидировать надо.

Максимов нервно теребил пальцами воздух, а затем отрывисто принялся говорить:

– Значит, так, старлей. Ты всю малину обгадил, тебе и исправлять. Хоть в лепешку разбейся, но страшилка не должна появиться ни в печати, ни на телевидении. Ты журналистке московской вещдоки отдал? Возвращай теперь как хочешь.

– Припугнуть или того? – прищурился Митягин, проведя ребром ладони по шее.

– Тяжело с тобой, старлей. Уж больно ты непредсказуем… Вместе придется ехать.

В любом солидном учреждении, располагающем общежитием, а уж тем более в воинской части, найдется квартирка, зарезервированная для гостей, которая используется как гостиница. Именно такую квартирку в офицерском доме и занимала Маша. Обычная однушка с неплохим ремонтом, телевизором, новой сантехникой и кухней.

Сотрудница женского журнала «ЖЖ» – птица невысокого полета. Это не немецкий менеджер, которому предоставили чуть ли не целое имение генеральского уровня.

Маша прошла мимо памятника саперам, к которому уже успела привыкнуть, кивнула Эльвире. Жена прапорщика в домашнем халате сидела за столиком для игры в домино и картинно курила длинную тонкую сигарету. Она надменно и в то же время с нескрываемой завистью смерила взглядом столичную журналистку.

– Уезжаю я сегодня, – поспешила успокоить ее Шарапова.

– Конечно, в нашем захолустье вам делать нечего, – отозвалась жена прапорщика.

Маша покосилась на стоянку. Среди личных машин офицерского состава виднелся необычного вида командирский «уазик»: тент и дуги сняты, а сзади на платформу установлен крупнокалиберный пулемет.

«Однако, как в кино», – подумала Маша.

О странной с виду машине она почти успела забыть. В мыслях Маша уже была в Москве, прикидывала, как ей лучше будет связаться с Дугиным, как и где разместить добытый на генералов компромат.

Ключ негромко хрустнул в замке. Шарапова открыла дверь и шагнула внутрь. В квартире стоял полумрак. Окна закрыты, шторы плотно задернуты. Женщина по привычке бросила взгляд в зеркало, чтобы убедиться – хорошо ли выглядит. Сняла сумку с плеча, вошла в комнату и удивленно распахнула глаза.

Под самым окном в кресле сидел мужчина в воинском камуфляже и черной маске. На коленях у него покоился автомат.

– Снова вы? Это уже слишком. Откуда у вас ключ? – Маша уже почувствовала – этот визит не к добру.

– Неувязка вышла, – проговорил мужчина в маске. – Верните все, что я вам дал. И забудьте о нашем разговоре. – Для пущей убедительности мужчина поправил автомат на коленях и требовательно протянул руку.

– А я уже электронной почтой ваши фото и видеофайлы в редакцию отправила. Поздно, – соврала Маша. Она понимала, что каким-то образом оказалась втянутой в крупную аферу – в страшное преступление, и единственный способ уцелеть, это убедить незнакомца, что информация пошла «гулять», и он уже не в состоянии повлиять на ситуацию.

– А вот врать не надо… – Губы в прорезе маски шевельнулись в бездушной улыбке, из-под трикотажа выбилась жесткая щеточка аккуратно подстриженной бороды.

Маша раздумывала, что делать. Можно было изобразить испуг, беспомощность, а когда противник потеряет бдительность – садануть его тяжелой хрустальной вазой по голове. Но через окно не выскочишь – решетка, придется воспользоваться дверью. А кто знает, не поджидает ли ее у подъезда сообщник человека в маске?

– И все же я успела отправить, – проговорила Шарапова.

– Я же сказал – не надо врать. Если я что-то говорю, то знаю это точно. Женщины, конечно, более терпимы к боли, но и они не выдерживают. Не заставляйте меня быть грубым, – мужчина в маске говорил негромко, словно бы рассуждал об абсолютно безобидных каждодневных проблемах.

В общем-то, для старлея Митягина это так и было. Спецназовец поднялся, схватил Машу за руку, его пальцы все сильнее и сильнее сжимались.

– Гони то, что тебе не принадлежит, – прошипел он, – если жить хочешь, журналисточка.

– Пустите!.. – Было больно, и Маша даже взвизгнула. – Я сама, я все отдам, подавитесь…