Андрей Дышев - Горячая тень Афгана

Я подошел к своей недавней камере, в которой пробыл почти восемь часов. Что делать дальше, как поступить? Оставить гроб открытым, чтобы на несколько минут ввергнуть мужиков и хозяина в транс суеверного страха? Но что это мне даст? Через минуту-другую, если они не полные идиоты, им все станет ясно, и на меня начнется дикая охота с очень тяжелыми для меня последствиями. Если я закрою крышку, результат будет почти тот же — наверняка хозяин захочет лично взглянуть на «труп».

Я не стал прикасаться к крышке и, неслышно ступая, пошел к ступеням, ведущим наверх. Массивная металлическая дверь была приоткрыта, черная полоса ночи заполняла щель. Над дверью разливала молочный свет лампочка, окруженная мошкарой, как Сатурн кольцами. Этот подвальчик, если сюда регулярно привозят гробы, доверху набитые героином, должен очень хорошо охраняться, подумал я. У двери я буду освещен как актер на сцене — слепой увидит.

Приподнялся на цыпочках, дотянулся до матового плафона, снял его с крепежных болтов и, обжигая пальцы, на пол-оборота отвернул лампочку. Стало темно, перед глазами поплыли зеленые пятна. Я поставил плафон на место, сел на ступеньку, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, и тотчас услышал шаги. Мне больше ничего не оставалось, как вскочить на ноги и прижаться к стене, подняв к лицу стволом вверх «магнум».

Дверь со скрипом отворилась, и я увидел на пороге темный силуэт. Мгновение он закрывал собой весь проход, потом шаркнула обувь, зашелестела одежда. Я с опозданием понял, что человек на ощупь проверяет, цела ли лампочка, и приставил ствол к его спине в ту же секунду, когда свет вспыхнул снова.

Он стоял на две ступени выше меня, и потому показался особенно высоким. Ствол пистолета, соответственно, пришелся не в спину, как мне показалось, а на поясницу, перетянутую толстым кожаным ремнем с подвешенной к ней укороченной кобурой.

— Не оборачивайся, — предупредил я и совершил первую ошибку. Вместо того чтобы развернуть громилу лицом к подвалу и подняться выше его, я стал снимать с его плеча «Калашников» с укороченным стволом. Ремень зацепился за лямку амуниции, и я переключил все внимание на нее. Громила, не видя меня, легко определил мои габариты и, стремительно развернувшись, отбил мою руку с пистолетом в сторону. Он ударил плафоном, который все еще держал в руке. Раздался звон битого стекла, острая боль обожгла запястье, но пистолет я удержал. Второй удар ногой сбросил меня вниз. Я грохнулся спиной на ступени, поехал вниз, с ужасом глядя, как громила поднимает автомат и передергивает затвор. Я опередил его на долю секунды. Стрелять было неудобно — пулю пришлось посылать между собственных ног, и промах стоил бы мне жизни. Я даже не обратил внимание на тихий хлопок и не был бы уверен в том, что выстрелил, если бы громила не согнулся пополам. Автомат выпал из его рук и заскользил ко мне. Я вскочил на ноги, не опуская пистолета, поднялся на несколько ступенек, готовый добить бандита, но человек лежал лицом вниз на осколках плафона уже без движения.

Плохая работа, сказал я себе мысленно, так нельзя. Он едва не отправил меня на тот свет. Наверное, от долгого лежания в гробу мозги стали неважно соображать.

Я попытался вытащить тело наверх, но это было непросто сделать, и на это ушла бы уйма времени. Отволочь его вниз было намного проще, к тому же у меня появилась идея.

Я затащил громилу в подвал, снял с него ремень и портупею, после чего неимоверными усилиями взвалил его на себя, выпрямился и опустил труп в гроб. Еще минута у меня ушла на то, чтобы выровнять его ноги, сложить руки на груди и зачесать челку на лоб, как делал я перед «воскрешением». Большое красное пятно на груди несколько портило антураж, но в целом, если не присматриваться, этот покойник вполне мог заменить меня. Пакет с наркотиком, который я прихватил с собой, я затолкал в штаны охраннику. Теперь труп вместе с порошком представлял из себя уже не просто улику, а бомбу замедленного действия. Прикрыл гроб крышкой, перекрестился и надел на себя амуницию.

Надо было уходить отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Я сгреб ногой осколки стекла, чтобы они не хрустели под ногами и не привлекали внимания, и опять вывернул лампочку. Будет лучше, если лужу крови заметят только утром.

Дверь пришлось открывать медленно, чтобы она не скрипнула. Вдохнул всей грудью, и меня повело от чистого воздуха, пахнущего мокрой свежей травой и цветами. По листьям близлежащего кустарника тарабанил тихий дождь. В белом свете фонаря, стоящего под разлапистой елью, они отливали серебром. Стояла глубокая теплая ночь.