Михаил Серегин - К строевой - годен!

– Тебе плохо?

Взгляд Евздрихина прояснился.

– Нет.

Он открывал капот с закрытыми глазами, мечтая только о том, чтобы все прошло гладко. Вряд ли комбат смог бы заметить подмену, но сопоставить возраст машины и движка он мог. Любому водиле видно, что движок не затраханный, а машина-то, слава богу, второй десяток лет добирает.

Теперь мешкать нельзя. Лейтенант, сдерживая себя, не спеша подошел к открытому двигателю. Лично убедился – вот он, голубок. Стоит на частной машине. Номер двигателя именно тот самый.

Мудрецкий набрался наглости и прервал диалог генерала с комбатом.

– Извините, товарищ генерал. Разрешите обратиться к товарищу подполковнику.

– Давай.

Стоящий за спиной генерала адъютант задрал нос кверху, желая показать свое неодобрение молодецкой дерзости.

– Чего? – промычал комбат.

– Можно вас на минуточку, – лейтенант подошел к капоту, и подполковник невольно последовал за ним.

– Чего? – талдычил одно и то же Стойлохряков.

Мудрецкий пальцем показал на номер двигателя. На зрение комбат не жаловался. Подбежал Евздрихин.

– Что, что такое?

– Ничего, – на прапорщика комбат даже не взглянул. – Давайте отойдем, лейтенант, не будем мешать.

– Что за секреты? – Веретенко выглядел обиженным.

– А, – отмахнулся комбат, – лейтенант интересовался, куда ему дрова в парке складывать.

Мудрецкий шел к грузовику и давил лыбу. Двигатель он нашел. Дальше не его забота. Пусть комбат как хочет, так с прапорщиком и разбирается. Не забыть бы до наряда в столовую приказать солдатам люстру из сортира снять.

Проезжая мимо грузовика, Стойлохряков высунулся в окошко и с заднего сиденья – на переднем, понятно, генерал, – отдал распоряжение:

– Лейтенант, чтобы сосна через полчаса была в парке.

– Есть, – вяло ответил Мудрецкий.

На самом деле работы тут на пять минут. Сейчас они свистнут Леху. Он выйдет из кустов. Все сучья порубит, ствол на три части раздолбает, в машину погрузит, и они поедут следом за комбатом и инспектором. А там скинуть дерево мотострелки помогут.

Фрол встал на огромный ствол и, сложив ладони, крикнул в сторону начинающих буйно развиваться зарослей.

– Ле-е-еха-а-а!!!

Тишина. А рядом с дорогой лежит огромное дерево. Из инструментов у них один тупой топор. Эх, пилу бы, да нету.

– Ле-е-еха-а-а!!!

Лейтенант занервничал. Резинкин стоял и вяло долбил сапогом сосну.

Из лесу никто не выходил.

– Нечего стоять, – упавшим голосом подытожил взводный. – Ушел он обратно в казарму. Резинкин, начинай рубить.

– Нет, товарищ лейтенант! Он не мог! – воскликнул Валетов.

– Почему?

– Я ему ничего не говорил об этом. Я его вон за тем деревом оставил, разрешите посмотреть.

– Иди.

– Может, волоком дотащим. Сейчас подцепим как-нибудь. Трос у меня в кузове есть, – герою суток Резинкину даже лень было уста открывать, чтобы озвучить простенькую идейку. Он так это небрежно брякнул. Прямо между прочим.

Идея Мудрецкому понравилась. Они попробовали вдвоем приподнять толстый конец. Лейтенант с натуги крякнул. Фрол, топая к лесу, обернулся. Двое стоят раком, кряхтят и еле-еле отрывают дубину от земли.

Здоровый лохматый волк скалился и рычал, нависнув над ним, потом неожиданно сложил губы трубочкой и, высунув липкий и длинный змеиный язык, шлепнул его по щеке.

– Вставай!

Это не волк, это Фрол.

– Ума нет. Жопа, поди, вся сырая! На мокрой листве сидеть! Дожди идут через день.

– Чего ты кричишь? – вяло бубнил Простаков, ощупывая штаны в интересующем Валетова месте. На самом деле влажные. – Сморило меня.

– Пошли бревно рубить.

– Кто сказал?

Валетов зло посмотрел на детину.

– Я! Тебе мало?

– Чего? – Нижняя челюсть здоровяка выдвинулась вперед.

– Спокойно, мастодонт. Комбат приказал.

Лейтенант на самом деле решил не рубить дерево. Подцепили по-резинковски. Простакова отправили обратно в казарму спать, а сами повезли дерево в парк.

Леха доковылял до казармы. Хотелось писать, есть, спать и еще кой-кого – того, кого в армии очень мало, в основном по контракту и почти все чьи-то жены.

В первый раз в жизни у него заболела голова. Боль зародилась в висках и вскоре распространилась по всей черепушке. Вряд ли он заболевает, просто легкое недомогание. Ему надо отоспаться как следует, и он будет как новенький.

– Гигант вернулся, – Кикимор встретил Простакова белой маечкой в обтяжку, подчеркивающей хорошо развитую грудную клетку и плечи, новенькими сланцами, свежей утренней улыбкой без верхней левой четверки и легким ударом по ребрам. Агап только хмыкнул, а Баба Варя, мывший казарму, фальшиво и истерично заржал.