Михаил Серегин - К строевой - годен!

На взлетной полосе моргали фонарики, то есть каждый третий человек поднимался, вскидывал вверх руки, а затем снова садился на корточки – получалось красиво.

Первый самолет с главным пассажиром на борту – Кикимором, пилотом Петрушевским и хвостовым оперением Жеваловым – вырулил на взлетную полосу. Рев и стоны провожающих по поводу отъезда великого солдата достигли апогея. Петрусь посмотрел на Бабу Варю, сидящего на плечах у Простакова и изображавшего диспетчерскую башню, запросил разрешения на взлет. Баба Варя показал направление и поднял вверх вторую руку с большим пальцем, выкрикнул: «О’кей! Взлет разрешаю!»

Авдотьев доложил, что принял команду:

– Вышка, я Первый. Вас понял. Начинаю взлет.

– Огоньки, побежали быстрее! – подсказал Кикимор, поудобнее ерзая на табурете, чем создавал дополнительные трудности для кабины, хвостового оперения и двух крыльев. Всю машину качнуло. – Не расслабляться! – подсказал пассажир.

– Начинаю взлет, – доложил командир корабля.

С вышки ответили:

– Счастливого пути!

Машина медленно начала разбег, Кикимор зарыдал:

– Прощайте! Прощайте!

Топот солдатских сапог слился воедино, и как раз напротив входной двери, там, где на тумбочке стоял дневальный, произошел взлет, командир корабля шуганулся в сторону, а остальные подбросили Кикимора вверх, и он даже на полметра оторвал задницу от табурета и затем уже приземлился на ноги, никого не задев. Довольный совершенным полетом, он смотрел на то, что происходило с Агаповым.

Пилот Балчу также обратился к сидящему наверху диспетчеру.

– О’кей! – вошел в роль Бабочкин. – Дорога свободна, начинайте!

– Ну ты и урод, – отозвался Балчу. – Тебе не диспетчером быть, а коровам хвосты крутить.

Кто-то заржал. Ведь и на самом деле до службы Баба Варя был скотником, и можно сказать, что Балчу его даже и не оскорбил, а, наоборот, отметил. Сердобольные провожающие выли навзрыд, а один бледный юноша по фамилии Валетов подбежал и вручил отъезжающему букет цветов – единственный находящийся в их казарме горшок с тщедушным растеньицем.

– Пошел прочь, бабе подаришь! – брезгливо отозвался Агапов на такие подношения и не взял растение.

Второй «Ил-76» начал разбегаться.

– Шума мотора не слышу! – кричал придирчивый «ваше благородие».

Тут же два крыла завыли: «Ж-ж-ж-ж!» и одновременно усилили топот. До момента отрыва от земли оставалось не более секунды, когда на первый этаж дверь открылась и показался подполковник Стойлохряков.

Взлет все же произошел, как и было задумано, даже закрылки одновременно сработали, но к этому моменту все фонарики со взлетной полосы исчезли, провожающие превратились в озабоченных граждан, тупо идущих в туалет целой кодлой, а Простаков замер на месте, да так и остался стоять с сидящим на его плечах рядовым Бабочкиным, исполнявшим роль диспетчерской. Боря Жевалов сориентировался, быстренько подхватил два табурета, которые сейчас валялись под ногами комбата, и пошел в кубрик.

В казарме быстро-быстро наводили порядок.

Но главное – дембеля успели улететь.

Запах – солдат до присяги.

Слон – солдат от четырех до десяти месяцев службы.