Сергей Зверев - Забудь дорогу назад

– О, итить твою… – в сердцах прошептала Анюта. – Нашли проблему на ровном месте…

Проблема оказалась не одна, а целых пять. Именно столько человеческих фигур объявилось в непосредственной близости. Еще один свалился с дерева, двое выпихнулись из кустарника, третий вылез из-под коряги, а последний вообще непонятно откуда взялся. Не было – и вдруг возник. Занимательное дело – в другой ситуации я давно бы уже махал палкой, прыгал с места на место и крушил бы черепа. Но сейчас я чувствовал: эти люди не опасны. Почему? С ними что-то было не так. Невзирая на то, что двое были вооружены старинными охотничьими берданками, двое – самодельными луками (особенно забавно смотрелись колчаны за спинами и «боевое» воронье крыло в голове) и ржавыми топориками, болтающимися на поясах. Только у пятого – того, что изображал змею на ветке – руки были не заняты. Он что-то курлыкнул, помахал руками, соорудив дурковатую улыбочку. Остальные дружно засмеялись, подошли поближе. С этими парнями было определенно что-то не так. Относительно молодые – все до сорока, не сказать, что физически уродливы, невзирая на некоторую неповоротливость в движениях. «Дьявол» крылся в лицах. Детские выражения на бородатых физиономиях, плоские «блины», плоские переносицы, открытые рты, маленькие носы, непроизвольные движения лицевых мышц – такое впечатление, будто эти парни постоянно подмигивают…

Они прохаживались вокруг нас, помалкивали, с интересом рассматривали, а мы стояли, как прибитые, только глазами вращали. Больше всех им, похоже, приглянулся Корович (у них точно не все дома, если проигнорировали Анюту) – окружили его, посмеивались, хлопали по плечу. Корович стоял, втянув голову в плечи, потом начал робко улыбаться.

– Мать честная… – прозрел я. – Своего признали… Анюта, девочка, они ведь сумасшедшие, нет? У нас сегодня день психически неполноценных?

– Тише говори… – шепнула она, сделав страшные глаза. – Эти люди не сумасшедшие, они всего лишь с психическими отклонениями. Интеллект им заменяет интуиция – они чувствуют, что мы не представляем для них опасности… Давай-ка и мы им подыграем – надеюсь, тебя не ломает от этого?

Я расцвел – самой идиотской улыбочкой, какую позволяли мои актерские способности. Анюта издала дрожащее наркоманское хихиканье. На нас обратили внимание. Двое подошли. Над душой навис упитанный здоровяк с бородой Льва Николаевича Толстого и лысиной вождя мирового пролетариата. Он всматривался в мое лицо – пытливо, въедливо (в иной ситуации я бы расхохотался), потом пошамкал губами, сглотнул слюну и, сделав усилие, сказал – словно яйцо куриное выплюнул:

– Вы… кто?

– Заблудились… – я выплюнул ответное «яйцо». – Пожалуйста… мы не плохие… нам бы ночку провести… Еда, помыться… понимаете?… Вы же не в норе живете?

Меньше всего наша процессия напоминала конвоирование. «Божьи люди» двигались кучкой, иногда оборачивались, делали приглашающие жесты. За ними брел, спотыкаясь, Корович, а мы с Анютой замыкали шествие. Я многого ожидал от Каратая, но чтобы такого! Да, я знал, что люди в «республике», избавленные от опеки центральной власти, выживают в группах. «Людей, как правило, сплачивают агрессивность и неразумное», – не помню, кто сказал. Банды, секты, общины, военизированные группировки, где один за всех и все за одного; даже физические уроды, растерявшие человеческий облик и опустившиеся ниже артезианских вод, сбиваются в стада. Но то, что мы увидели сегодня, было открытием… Мы вышли на поляну – здесь располагалась деревня наших благодетелей. Поляна искусственного происхождения – о чем свидетельствовали торчащие тут и там пеньки. Два ряда частокола – остроконечных бревен, врытых в землю с наклоном – опоясывали деревню по периметру. Дубовая калитка с охраной, нехитрые деревянные сооружения, стоящие довольно плотно. А главное – окружившие нас лица… Мужчины, женщины, старики. Стайка ребятишек кинулась наперерез – мы растерялись. Но они сменили направление, промчались под носом, хохочущие, с высунутыми языками. Отстал один, совсем маленький – подошел, потрогал, уставился на нас широко расставленными глазами на лунообразной мордашке. Не понравились мы ему, сморщился, заплакал – словно кошка замяукала, побежал косолапо за своей компанией. Синдром кошачьего крика – вспомнил я редкое название болезни. Недоразвитость гортани…

– Деревня олигофренов… – выдохнул я. – Провалиться мне на этом месте, Соколова. Разве такое возможно?