Станислав Гагагрин - Страшный суд

Он вынул из нагрудного кармана безрукавой рубашки с погончиками массивные серебряные часы, открыл их, мельком взглянул на циферблат и щелкнул крышкой, водворил часы, прихваченные за прорезь клапана цепочкой, на место.

— Мы знаем, что вам хотелось искупаться в Волге, — усмехнулся фюрер, — а свекра дочери, Александра Юсова, просить об этом не рискнули: он ворчит по поводу каждого километра, когда везет вас на «Москвиче».

— Да уж, — неопределенно отозвался и пожал плечами Станислав Гагарин.

— Потому и затеяли вашу доставку в это российское место. Время у нас еще есть. Идемте купаться!

«Увижу ли я сегодня Иосифа Виссарионовича?» — думал писатель, вслед за Гитлером спускаясь к волжскому берегу.

Когда три года назад летел в Буэнос-Айрес, то в 10 часов 03 минуты Московского времени 14 мая 1990 года записал в дневнике:

Время для записей думаю так и оставить московское. Буду каждый раз переводить… А фули! Весь мир должен жить по московскому времени. Кстати, в той полудреме, в которой пребывал полетную ночь, пригрезилась идея создания имперской партии. Это, конечно, курьез, но нечто в этом роде нам необходимо. Нельзя же просто так, за понюх табаку, разрушить самое крупное в мире государство. Идею во «Вторжение»!

Но этой идеи в романе «Вторжение» нет. Завершив книгу, я полагал, что дела наши союзные образуются, кризис будет преодолен, и перестроившись,мы заживем как Великая Держава. Увы…

Я натолкнулся на эту запись в блокноте, когда перелистывал его в один из саратовских дней, и был ошеломлен, ибо не прошло и года после нее, как мне пришлось уже по другому поводу воскресить идею Имперской партии.

Про запись в южно-американском блокноте я и думать забыл, потому и не включил аргентинские и уругвайские записи в последнюю часть «Вторжения», которое я тогда вовсю, и в Южной Америке тоже, писал. А за истекшие три с лишним года я и программу партии сочинил, и устав придумал, «Слово и Дело Русской державной партии» в предисловие к беседам с Кагановичем вставил, а когда Зодчие Мира захотели через меня поведать человечеству о философии порядка,то конспективно изложив суть учения, я спереди присобачил «Слово и Дело», выдав эту комбинацию за собственную статью «Наши задачи».

Валентину Чикину в «Советскую Россию» уже статью перед отъездом оттартал,22 июля это было, в четверг. Может быть, уже и напечатали.

Значит, подумал я утром 28 июля, поджидая в саду обещанных с вечера гостей, не случайно осенило меня три года назад над Атлантическим океаном.

Правда, слово имперскаяя заменил на державная,так это один хрен, слово «империя» переводится с латинского на русский как «держава», что куда симпатичнее звучит и ломехузовне задирает…

Обо всем этом хотел я поговорить с вождем, но пока явился на свидание только один, и тот иностранец, Адольф Алоисович Гитлер. И не в саду мы встретились, а на Волге…

…Открывший вчера вечером связь со мною товарищ Сталин не удосужился сообщить, когда ждать гостей, но я полагал, что ему известно: визит необходимо завершить до обеда. К четырнадцати часам славная Лидия Кондратьевна, мать Николая Юсова, привезет мне обед, а с нею будут старший Юсов, мой, и их, разумеется, внук Лёва, возможно и другая внучка Юсовых — девятилетняя Таня.

Проснулся я в пять утра, уже привык подниматься на рассвете, для физической разминки тяпал сорняки, до восьми утра писал роман «Страшный Суд» и едва уселся под яблоней, чтобы позавтракать вкусной хреновиной из разных овощей, которую вчера уже пробовал у Лидии дома, вдруг как будто шкурой ощутил, как в десяти метрах от меня, над огромной песочницей, сооруженной хозяином в центре сада, опускается нечто.

Выражение «почувствовать шкурой» не совсем точное. Шкурой можно чувствовать лишь тактильно,когда до тебя дотрагивается некто.Но употреблять его в том смысле, что сработалошестое чувство.

Вот и сейчас я не видел опускающегося предмета, как выяснилось потом, предмет и тени собственной не имел, и ни малейшего звука не случилось, а возникновение теламною ощущалось до того, как оно сформировалось на куче желтого и мелкого песка, подпертого хозяйственным Юсовым железными щитами.

Летательный аппарат подобного типа мне был уже знаком. Именно на таком прибыл товарищ Сталин во второй раз, опустившись прямо на тропу-дорожку, идущую через лес от Власихи до Одинцова.