Конечно, висящие в воздухе, мы представляли идеальную мишень, для неизвестных убийц. Но стрелку приходилось учитывать то обстоятельство, что кресла наши двигались, пусть и с небольшой, но все-таки скоростью перемещались. Да и аппарат не стоял в воздухе неподвижно, его и потряхивало, и смещало воздушным потоком, словом, расстрелять нас, как в тире, было хоть и не весьма, но затруднительно.
Иван Михайлович продолжал, не дергаясь и не теряя духа, стрелять по вертолету. Я лихорадочно соображал: не откинуть ли мне страхующий вертлюг и не ринуться ли наземь, хотя до земли было высоковато и сломать, как минимум, ноги представлялось делом вполне реальным.
Вертолет неведомых террористов выпустил вторую смертельную трассу. Я едва ли не физически ощутил, как тяжелые пули крупного калибра со зловещим шелестом пронзили упругий и чистый горный воздух в метре или двух над моей головой, одна из пуль тенькнула о штангу, на которой висело кресло, еще раз напомнив мне о беспомощности и беззащитности собственного положения.
Левой рукой я откинул металлический вертлюг, он страховал седока, не давая ему невзначай вывалиться вперед, и готовился уже прыгнуть в неизвестность, стараясь дождаться минуты, когда земля подо мной окажется не такой далекой, и в последний момент повернул голову, дабы глянуть на Василия Андреевича за спиной, непроизвольно вспомнил о нем, может быть, для того, чтобы предложить последовать моему примеру.
Поворотился я в тот момент, когда водитель уже приладил к плечу футляр с шампурами, футляр несколько изменил облик, и теперь смотрелся как фаустпатрон или, если вам больше так нравится, гранатомет.
Из небольшого раструба вырвалось желтое пламя, и почти в то же мгновение вертолет с грохотом взорвался.
Ниже меня генерал Иван Мотринец неразборчиво кричал и размахивал пистолетом.
Я вновь посмотрел на водителя, тот, довольно ухмыляясь, поднял кулак с оттопыренным большим пальцем, затем небрежным жестом сбросил вниз бывший футляр с титановыми якобы шампурами.
Обломки вертолета рухнули, объятые пламенем на склон горы, там еще раз ухнуло взрывом нечто, остатки не задержались и огненными колесами покатились вниз, зажигая зеленую еще траву, кусты и малые высохшие смереки.
«Вы ушли, как говорится, в мир иной», — мысленно пробормотал я по адресу тех, кто находился в вертолете.
Конечно, некая ошеломленность заполняла мое существо, неуютно, согласитесь, висеть на пусть и металлической нитке и наблюдать, как некие подонки цинично норовят тебя за здорово живешь наполнить фаршем, от которого рискуешь получить, по меньшей мере, несварение желудка.
Но страха я не испытал, не успел, наверное; испугаться, сожаление, разве что возникло…
Такую красоту испортили, козлы!
Генерал показывал рукой вниз, на разбросанные по склону горящие обломки вертолета, я понял, что Михалыч весь уже в расследовании незаурядного ЧП, хотя и находится в положении, когда ни приказа отдать не может, ни сам рвануться к месту происшествия не в состоянии.
И тут в сознании моем возник знакомый голос:
— Здесь оберштурмбанфюрер Вольф. Задание выполнено, мой фюрер!
— Благодарю за службу, Эрвин, — отозвался Адольф Алоисович. — Нужно убрать следы… Западню на шоссе мы только что устранили. Можешь ехать в Трускавец, ничего не опасаясь.
— Спасибо, мой фюрер! — услышал я голос серого волка.
Вывернув голову так, чтобы видеть следующее за мной кресло, я наблюдал, как Василий Андреевич энергично простер правую руку в сторону горящих на склоне обломков — и обломки исчезли.
Люльки наши продолжали двигаться к станции горнолыжного подъемника, поскрипывал трос, когда проходил сквозь шкивы опор-великанов, или гномов — по отношению к масштабам карпатин,как больше вам глянется, вокруг царили тишь и гладь с божьей благодатью вкупе — и никаких следов только что разгоревшегося рискованного для нас боя.
— Василий Андреевич! — позвал я и тут же поправился — Оберштурмбанфюрер!
— Слушаю вас, партайгеноссе письмéнник, — отозвался мнимый водитель.
— А где… ну тот, постоянный?
— Ждет нас в Трускавце… Не беспокойтесь о нем. Василий Андреевич в порядке. Он сменит меня за рулем, ничего не заметив.
— А как же генерал?
— В обойме его пистолета по-прежнему восемь патронов, — ответил оберштурмбанфюрер Эрвин Вольф.
X
Восьмого июня 1993 года львовская газета «Высокий Замок» перепечатала из московских «Известий» статью некоего Владимира Коваленко, которая в столичной газете увидела свет 29 мая сего года.
Читать дальше