Георгий Ланской - Пуля

Троллейбус наконец-то тронулся с места, очевидно водитель и кондуктор решили, что больше пассажиров на конечной остановке они не соберут, а может, и график движения подошел. Кондуктор злобно косилась на меня, потому что все купюры у меня были по сто рублей, а сдачи у нее не было. Целых три остановки она безуспешно старалась разменять сотенную купюру у полусонной старушки с котом в кошелке, женщины с усталым и сердитым лицом и мужчины полубичевской наружности, потом плюнула, вернула мне сотню, но при этом смотрела как Ленин на буржуазию — презрительно и с нехорошим прищуром.

Троллейбус подбросило на ухабе, что заставило меня очнуться. Куда я еду? Настоящее снова навалилось на меня, но я был в своем обычном рабочем состоянии. Шестеренки в мозгах прокручивались легко, без скрипа и задержек.

В квартиру я вернуться не могу. Там остались деньги, одежда, телефоны и, самое главное, два пистолета и "Калашников". Черт с ними! Все равно в том плане, который я собирался осуществить, ничему этому не было места. Теперь мне не нужна была маскировка, показательные выступления во имя всеобщей неразберихи и устрашения. Теперь я должен был предстать перед широкой общественностью в своей привычной роли, которая мне удавалась с невероятной виртуозностью — ролью снайпера. А для этого мне нужна была моя винтовка, мой любимый, пристрелянный "винторез", девятимиллиметрового калибра, с интегрированным глушителем, с почти полукилометровой эффективной дальностью стрельбы. А винтовка была спрятана у Дрюни на даче в душилке. Вряд ли он ее перепрятал, но проверить это надо было.

До дачи я добирался окольными путями, с многочисленными пересадками, сбивая с хвоста возможных преследователей — ведь встретили же нас на базаре ребятки Сытина чисто случайно. Мало ли кто еще знает меня в лицо, особенно сейчас, когда уже наверняка все знают, кто заварил эту кашу. Даже если они верили в мою кончину, то для профилактики стоило бы оклеить моими портретами весь город. Во всяком случае, я бы так и сделал.

На даче было тихо. Поблизости не было ни одной живой души. Участок радовал громадными сорняками, среди которых инородными телами выглядели листья тыквы и поникшие без полива грядки с луком и морковкой, хилой и тонкой, как крысиные хвосты. Соседние участки выглядели не лучше. Слава Дрюни шла впереди него. Если вокруг, по сути, не было ни одного целого дома, то его дача стояла нетронутой. Я медленно пошел к душилке, памятуя о возможных Дрюниных сюрпризах, и не ошибся в своих ожиданиях. Между дохлыми кустиками смородины, по пути к душилке, была натянута тонюсенькая проволочка. Не гляди я под ноги, не ожидай подвоха, то наверняка оборвал бы ее, а еще через секунду беседовал бы с ангелочками или, что более вероятно, парился бы в котле в обществе чертей. Криво усмехнувшись, я перешагнул через ловушку и, усилив бдительность, подошел к душилке. К двери была примотаны еще две проволочки — одна столь заметная, что я невольно засомневался в ее подлинности. Проверив, я обнаружил, что она ни к чему особенному не ведет. А вот вторая, менее видимая, была примотана к крючку на внутренней стороне двери. Любой, кто распахнул бы дверь шире, чем на двадцать сантиметров, взлетел бы на воздух.

В душилке я копался недолго. Винтовка оказалась в тайнике, замаскированным не столь уж и виртуозно. Впрочем, я знал, где искать. Кроме того, в тайничке лежал еще один подарок, так называемый бонус — сверток, в котором в промасленной тряпке я обнаружил "гюрзу" — хорошую штуку для ближнего боя против облаченных в бронежилеты противников. Я вынул обойму пистолета. К сожалению, патронов в ней было ровно половина — всего девять. Я тяжело вздохнул, с восемнадцатью было бы проще.

Я сходил на дачу, нащупал ключ под крыльцом, и войдя внутрь, медленно прошелся по комнатам. В доме Дрюня сюрпризов не оставил. В комнате, где я спал, оставался мой рюкзак. Я взял его и сложил в него разобранную винтовку. Тяжело вздохнув, я взвали рюкзак на плечо. Таскаться с винтовкой было тяжело и недобно, но предвидеть, когда она понадобиться я не мог. Рюкзак привлекал внимание, чего мне совершенно не хотелось. Пистолет я сунул за пояс, памятуя о том, что постоянно попадал в ситуации, когда наличие пистолета было бы крайне желательно. Заперев дом, вновь прицепив ловушки на место, я отправился в город.

Моя ситуация усугублялась тем, что мне, во-первых, негде было, как говориться, голову преклонить. Оставаться на даче было бы неразумным. Во-вторых, я совершенно не имел представления о том, что твориться в городе. Мне нужна была информация. Купив телефонную карту, я позвонил Шмелю, но его телефон оказался выключенным. Я набрался наглости и позвонил ему домой, но и там никто не снял трубку. Дрюне я звонить не рискнул. При всем своем таланте к бизнесу, он оставался человеком не слишком деликатным, и его расспросы могли только повредить делу. Я лишь условно понимал, с чего мне нужно начинать. С отчаяния я зашел в Интернет-кафе, и тут удача улыбнулась мне. Среди спама, писем от потенциальных заказчиков, друзей и знакомых, не владевших ситуацией, было письмо от Шмеля.