Саймон Тойн - Санктус. Священная тайна

— И падет сей крест, — произнес он, переводя свой «указующий перст» с тела Сэмюеля на Лив. — И восстанет он.

Рука мужчины переметнулась в сторону знака Тау.

— И освободится Таинство, и настанет новая эпоха, когда придет избавление от мучений.

Резкий металлический лязг разнесся эхом по часовне, когда аббат открыл один из запоров.

— Та, которая лишила человека его божественной сущности, сейчас вернет отобранное.

Открываясь, залязгали запоры, и передняя часть металлической конструкции медленно повернулась в петлях. Звериный крик боли вырвался изо рта заключенной в нее женщины.

Тау был не крестом, а усеянным иглами металлическим «гробом». На кончике каждой иглы виднелась субстанция, которую Лив сначала приняла за живицу. Теперь же она осознала страшную правду: это не живица, а кровь, текущая из сотен расположенных в правильном порядке ранок на хрупком теле заключенной внутри знака Тау женщины. Она была молода… Скорее юная девушка, чем женщина… В спутанных длинных белокурых волосах, казавшихся седыми, засохла кровь. Тело пестрело хорошо знакомыми Лив, внушающими ужас ритуальными ранами.

— Раны, которые все мы носим на своем теле, — словно декламируя псалом, торжественно произнес аббат, — ежечасно напоминают о неудаче, которая постигла наших предшественников, пытавшихся очистить мир от скверны. Наши ритуалы обескровливали и лишали это создание сил. Мы ждали и надеялись, что день расплаты когда-нибудь придет.

Лив всматривалась в зеленые, как озера, широко раскрытые, словно у ребенка, глаза. В них застыла непостижимая глубина познания мира, замутненная постоянной болью. Несмотря на безумие происходящего, Лив почувствовала глубокую симпатию к этой девушке, словно повстречалась с давно потерянной в жизненной суете подругой детства. Вглядываясь в эти глаза, она видела в них себя. Лив словно смотрела в глубокий колодец на собственное отражение. Легкий ветерок принес с собой запах травы, а с ним пришло понимание… Зеленые глаза глубоко заглянули ей в душу. Лив чувствовала, что полностью раскрывается перед этим всепроникающим взглядом. Впрочем, и глаза ничего не таили. Девушка видела в них все и их во всем. Обладательница светло-зеленых глаз символизировала тоску тех женщин, которые хотели, но не смогли стать матерями. Она была матерью Лив, которая, крича в агонии, давала жизнь двум своим детям. Она была всеми разбитыми сердцами и выплаканными слезами. Боль всех женщин становилась ее болью, накапливаясь и превращаясь в муку. Лив почувствовала непреодолимое желание потянуться и прикоснуться к этому необычному, похожему на женщину существу, утешить его. Как долго, должно быть, она страдала, терзаемая острыми шипами внутри саркофага. Кошмар, длящийся вечность… Но невидимый похититель крепко сжимал ее. Лив не могла даже пошевелить рукой. Ей ничего не оставалось, как обратиться к Еве со словами утешения.

— Все будет хорошо, — произнесла Лив, борясь с наворачивающимися ей на глаза непрошенными слезами. — Все будет хорошо.

Ева не сводила с нее светло-зеленых глаз. Подобие улыбки скользнуло по ее губам. Из груди вырвался вздох облегчения.

Лив почувствовала, как ей в руку что-то суют. Она опустила взгляд и увидела лезвие сжимаемого ею кинжала, направленное на Еву.

— Выполни свое предназначение, — произнес аббат. — Избавь человечество от подлой предательницы.

Лив не сводила глаз с узкого клинка. Пугающее понимание того, для чего ее сюда доставили, наконец-то коснулось ее сознания. Чувствуя глубокое отвращение к происходящему, девушка хотела отбросить холодный металл, вырвать руку из железных тисков, но силы оказались неравными.

В памяти внезапно всплыли слова брата: «Если один человек умирает ради другого, значит, на то есть свои причины».

Она часто задумывалась над тем, зачем живет, но и в страшном кошмаре не могла бы представить, что цель ее существования — убить эту израненную, хрупкую женщину. Только не это. Не от ее руки. Лив всматривалась в бледное, красивое, словно у эльфа, лицо. Ветер дул в лицо Лив, принося с собой запах травы. Звук становился сильнее, превращаясь в шум морских волн, бьющихся о берег. Эти волны как будто омывали исстрадавшееся тело Лив. Ей вдруг стало хорошо. Мысли не искажались от боли, а спокойно заструились в ее голове.

Она увидела себя маленькой девочкой, сидящей на пожухлой от жары траве возле брата на берегу озера и слушающей рассказы бабушки из скандинавской истории и мифологии.