Владимир Гриньков - За пригоршню баксов

– Километров двадцать, – все так же испуганно ответил мужичок.

И дети тоже смотрели на Юшкина со страхом. Невесть откуда выскочил неизвестный дядька – растрепанный, со сбившимся дыханием, возбужденный. И с пистолетом в руке.

– Ты не боись! – пробормотал Юшкин. – Я тут гуляю просто.

– Знаешь, никуда я отсюда не поеду, – сообщил Марецкий.

Он стоял на взгорке, заложив руки в карманы брюк и задумчиво глядя на убегающие вдаль поля, замыкаемые у самой линии горизонта тонкой ленточкой леса.

– К черту Москву, – сказал он. – Там то меня хотят прищучить, то сестренке моей козни строят. Я уже совсем запутался. Не могу понять, каких неприятностей ждать и когда они наступят. Не поеду я туда. Не хочу.

Устал. Все последнее время за внешней беззаботностью утаивал внутреннее напряжение. Куролесил с друзьями, миловался с невестой, песни пел, пил водку, а на душе было неспокойно. Это только людям несведущим кажется, что личный телохранитель дарит ощущение давно ожидаемого спокойствия. На самом деле все наоборот. Опекун с пистолетом – это постоянное напоминание о близкой опасности. Раздражитель, способный лишить хорошего настроения и сна. Потому что телохранителя от хорошей жизни не нанимают. И вот у Марецкого прорвалось. Он устал. Такие клиенты у Китайгородцева были. Обремененный проблемами, долгами и ожиданием близких несчастий, человек нанимал телохранителя, но даже при этом не обретал чаемого спокойствия, а потом по делам или просто по капризу выбирался на день-другой в какой-нибудь Париж или Лондон, где вдруг обнаруживал, что и дышится ему тут как-то легче, и сон стало глубже и спокойнее, а страхи так и вовсе ушли, они остались где-то далеко, в Москве, и если туда не возвращаться, задержаться здесь подольше, то, может быть, как-то само собой все и рассосется. И оставались, застревая в далеких от Москвы городах на недели и месяцы.

Для Марецкого таким Парижем-Лондоном была российская глубинка, по полям бродили стада коров, по синему небу плыли облака – ну чем не картинка из учебника родной речи, виденная в далеком детстве, когда все вокруг представлялось безопасным, добрым и надежным, а про телохранителей и вовсе доводилось читать только в книжках про заграничную жизнь.

– Вам нечего опасаться в Москве, – сказал Китайгородцев. – Там, где вы сейчас живете, вам ничто не угрожает.

Марецкий повернулся и посмотрел на своего собеседника.

– Признавайся, что там тебе просто удобнее службу нести. Ведь так?

– В Москве мы можем обеспечить надежную охрану, – начал было Китайгородцев.

Но Марецкий его не дослушал.

– А давай сделаем так, как не тебе, а мне удобно.

Отвернулся, задумчиво вгляделся в даль, потом расправил плечи, будто сбросил груз, и сказал:

– Тут остаемся! Мне нравится. И Патриция будет не против.

Местом своего проживания Марецкий выбрал придорожный мотель. Двухэтажное бревенчатое здание, стилизованное под русскую избу. То, что это мотель, Китайгородцеву не понравилось. Любой телохранитель скажет: места – дополнительная головная боль для охраны. Множество случайных людей, мотельная обслуга, которая живет по своим законам, не всегда удобная планировка помещений и изначальная неприспособленность их для обеспечения безопасности охраняемого лица.

– Мы можем найти отдельный особняк, – подсказал Китайгородцев. – В соседнем городке.

– И сколько мы будем его искать? – отмахнулся Марецкий.

А день уже догорал. И пора было обедать. Или ужинать. Днем одними только бутербродами обошлись. И Китайгородцев сдался.

– Посиди пока с клиентами в баре, – шепнул Костюкову. – А я обстановку разнюхаю.

За стойкой администратора читала книжку миловидная женщина лет сорока. Если не подходить к стойке, женщину и не увидишь. Склонила голову – будто и нет никого.

– Здравствуйте, – сказал Китайгородцев. – Что-нибудь интересненькое?

Женщина смутилась.

– Кто тут у вас за старшего?

– А вы по какому вопросу?

– По личному, – без тени улыбки ответил Китайгородцев.

– По коридору. Правая сторона. Комната номер четырнадцать.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

В четырнадцатой комнате обнаружился пожилой мужчина, похожий на московского мэра Лужкова: круглолиц, лысоват, плотен телосложением. Одет в футболку и джинсовый жилет. Когда Китайгородцев вошел, мужчина расправил плечи, и полы жилета расползлись, открывая взору кругленький пивной животик и надпись на футболке по-английски: «Я не люблю тебя».