Владимир Гриньков - За пригоршню баксов

Поэтому мне так сложно привыкнуть к Марецкому. Он или не знал, или не хотел знать, что порой жизнь – действительно скверная штука. Казалось, он об этом даже не догадывается. Марецкий просто жил. Ни с кем не боролся. В мире, в котором он вращался, жить было легко и весело. Там лились рекой вино и музыка, женщины были прекрасны, а их наряды великолепны; там мужчины кутили и делали это исключительно для собственного удовольствия, а не для того, чтобы скрыться хотя бы ненадолго от проблем. Там часто не было любви, но зато не было и убийственной ненависти, а если любовь все-таки случалась, то она сгорала столь же стремительно, сколь и вспыхивала, никто особенно не расстраивался, поскольку праздник бесконечен. Ниоткуда не ждешь опасности. Просто не подозреваешь о ее существовании. Потому что какие же опасности на празднике? Лишь нескончаемый фейерверк…

Уже в самолете, когда они летели в Киев, Марецкий сказал Китайгородцеву:

– Я, честно говоря, не думал, что вы влезете во все эти дела…

Кажется, он досадовал на Китайгородцева и его коллег, устроивших форменное расследование и докопавшихся до вещей, которые Марецкий хотел бы запрятать поглубже.

– Мне Родик Нахапетов как-то рассказывал историю… Ты знаешь Родиона Нахапетова? Актер и режиссер. Когда-то он был женат на Вере Глаголевой.

– Да, – сказал Китайгородцев. – Он, кажется, играл в фильме «Раба любви».

– Играл, – подтвердил Марецкий. – Так вот Родик рассказывал мне про кинорежиссера Марка Донского. Старик относился к Родику, как к сыну. Любил с ним общаться. И вот в разговорах часто бросался разными громкими именами. Говорил Родику, к примеру: «Я переписывался с американским президентом Рузвельтом. Ну это факт общеизвестный, ты слышал, конечно». Да, кивал в ответ Родик, а кто же об этом не слыхал. Хотя знал, что все это чепуха. Или про кино, допустим, беседуют. «Итальянский неореализм начался с моего фильма «Детство», – говорит Донской, – Росселини это сказал». Или про Бергмана: «Прилетаю я в Стокгольм, а у трапа самолета меня встречает Бергман и, обнимая, говорит, что учился мастерству, смотря мои фильмы». Зачем ему все это было нужно? Человек слаб. И ему нравится, когда о нем говорят великие. Или ему вручают орден. Или присваивают какое-то звание. Или титул.

Повернулся и посмотрел на Китайгородцева. Во взгляде были усмешка и вопрос. Как будто Марецкий силился понять, дошел ли до собеседника смысл сказанного, словно говорил: ты пойми, что это очень приятно, когда вдруг становишься графом. И какая разница, что именно выделило тебя из толпы. Вот я стал графом. А кто бы отказался? И что тут зазорного? Могут же быть у человека свои маленькие слабости. Этот потешный, ненастоящий титул достался мне, и я его не украл, не отнял силой, никто ведь при этом не пострадал… Китайгородцев не успел додумать эту мысль до конца, как вдруг Марецкий произнес, глядя куда-то мимо него:

– В общем, я хочу, чтобы ты свое открытие держал при себе. Ни с кем им не делился.

– Разумеется, – пробормотал Китайгородцев, испытывая неловкость и не зная, как ему сейчас себя вести.

– Ко мне скоро прилетит моя невеста, – сказал Марецкий, будто не слыша собеседника и все так же глядя мимо него. – И когда вдруг зайдет речь о моих именитых предках, ты уж не подкачай.

Он наконец сфокусировал свой взгляд на Китайгородцеве и даже улыбнулся, демонстрируя, что они теперь заодно, вроде как заговорщики. И Китайгородцеву ничего другого не оставалось, как улыбнуться в ответ.

– Она у меня немка, – продолжал Марецкий. – Немецкая принцесса. Потомственная аристократка.

Инну Марецкую Китайгородцев обнаружил в тренажерном зале. Одетая в трико и футболку, она бежала по не знающей устали ленте бегового тренажера. Лицо сосредоточенное. На нее надеть деловой костюм – прямо сейчас можно усаживать за стол в ее рабочем кабинете. Даже прическа не растрепалась, в ней только легкая небрежность, да и та воспринимается как изыск стиля, каприз мастеровитого парикмахера.

– Здравствуйте, – сказала Марецкая.

– Доброе утро.

Когда они договаривались о встрече, Марецкая дважды переспросила у Китайгородцева, есть ли у него карта этого клуба.

Еще бы ей не сомневаться. Телохранитель в фитнес-клубе один, без клиента, а это элитарный клуб, тут годовая членская карточка стоит тысячу семьсот долларов, услуги персонального тренера – сорок пять долларов за сеанс, солярий – двадцать долларов, ежемесячное тестирование – двадцать, массаж и консультация врача-диетолога – по сорок, сауна – пятьдесят пять.