Владимир Гриньков - За пригоршню баксов

Жили они раздельно, и Костюков приехал к Полине Михайловне в ее квартиру у станции метро «Водный стадион». Типовая пятиэтажка, спрятавшаяся среди деревьев за домом более поздней постройки. В квартире было сумрачно. Пахло старыми вещами. Или сама старость так пахнет?

– Пойдемте на кухню, – пригласила Полина Михайловна. – Я вас чаем угощу.

Костюков пришел к ней как работник следственных органов. Так он представился старушке в телефонном разговоре, договариваясь с ней о встрече. Андрей, недавний собеседник Костюкова, предупредил его о том, что Полина Михайловна – старушка крайне подозрительная и осторожная, живет в постоянном ожидании каверз, на которые, по ее убеждению, столь горазды окружающие, и если Костюков что-то сделает не так, аудиенция может и не состояться.

Входя в квартиру, Костюков показал старушке свое удостоверение. Звезды на погонах, которые Костюков когда-то носил, произвели на Полину Михайловну требуемое впечатление. Теперь можно было и поговорить.

– Я вас вареньем угощу. У меня есть свежее, – шамкала Полина Михайловна. – Из малины. Из облепихи. Из крыжовника…

Она перечисляла и одновременно выставляла банки с вареньем на стол.

– Из арбузов…

– Как – из арбузов? – удивился Костюков.

Старушка уже выставила банку с желеобразной массой зеленого цвета.

– Из арбузных корок, – сказала она с гордостью человека, привыкшего все делать своими руками. – Обычный рецепт. И сахара идет, в общем, столько же.

– Варенье я попробую, – кивнул Костюков. – Вот это, зелененькое.

– Вам понравится. Вот увидите. Не может не понравиться. Вы вообще очень приятный молодой человек. Просто радостно видеть, что у нас есть такие офицеры. Вы ведь офицер?

– Так точно.

– А чин у вас какой?

Не чин, а звание. Но Костюков не стал поправлять собеседницу.

– Капитан, – ответил он.

– Ну надо же! – восхитилась старушка и даже руками всплеснула. – Такой молодой, а уже капитан!

Кое-кто из бывших однокашников Костюкова к этому времени дослужился до подполковничьих звезд.

– Да, – сказал неопределенно. – Такие вот дела.

Пора было начинать разговор о главном.

– Нам требуется ваша помощь, Полина Михайловна.

– Я понимаю! – сказала старушка с готовностью.

Тряхнула головой, от чего пряди седых волос пришли в движение. Она прямо-таки пожирала глазами собеседника.

– Мы обратили внимание в прошлый раз на то, – издалека зашел Костюков, – сколь многие люди обязаны Борису Евдокимовичу раскрытием тайны своего происхождения. Он как бы возвращал этим людям их прошлое. Их предков.

– Да, – сказала Полина Михайловна и поджала губы, демонстрируя скорбь по безвременно ушедшему в небытие родственнику.

– А как Борис Евдокимович находил этих людей?

– Предков? – уточнила собеседница.

– Нет, тех, для кого он и составлял все эти генеалогические схемы. Ведь не все к нему обращались по собственной инициативе. Нередко он начинал поиски, даже не имея заказа. И уже потом приходил к человеку с готовой работой. Ведь так?

– Наверное.

Костюкову показалось, что собеседница осторожничает. Это ее односложное «наверное» было как щит, которым она хотела прикрыться.

– Полина Михайловна! – протянул Костюков, улыбаясь при этом с укором.

Демонстрировал, что раскусил нехитрую уловку собеседницы, но легко прощает ей эту маленькую хитрость.

– Нет, ну то есть, конечно! – разволновалась Полина Михайловна. – Конечно, все так и было, как вы говорите!

– Как я говорю? – спросил Костюков с мягкой улыбкой инквизитора.

– Приходили к нему. И сам он иногда действовал…

– Вот я и спрашиваю, – сказал мягко Костюков, – почему он выбирал одних людей, а не других? Какие были критерии отбора?

Полина Михайловна замялась.

– Это должны быть известные люди, да? – пришел ей на помощь Костюков.

– Ну разумеется! – с готовностью откликнулась старушка.

– Но известных людей много. А Борис Евдокимович старался только для некоторых.

– Он выбирал тех, по кому можно было отыскать хоть какие-то сведения. Это ведь только кажется, что все есть в архивах. Многое утеряно. Революция. Гражданская война. Немецкая оккупация. Поэтому по некоторым людям, как ни бейся, ничего собрать нельзя. Вот Боря и наводил справки.

Она смотрела в глаза Костюкову, как смотрит на преподавателя записная отличница: все ли она правильно сказала на этот раз и достоин ли ее ответ желанной пятерки? Только теперь Костюков понял, что она его боится. Вот откуда ее суетливость, комплименты невпопад, столь явно демонстрируемая готовность помочь. И пока она пребывает в таком состоянии, пока боится и все силы у нее уходят только на то, чтобы этот свой страх скрыть, ее можно о чем угодно спрашивать. Даже о самом главном. О том, ради чего сюда и пришел.