Владимир Гриньков - Турецкий транзит

Потрясенный видом столь скорой и жестокой расправы, Денис даже не шелохнулся – остался в отдалении, где по приказу чернолицего засыпал песком следы крови, и теперь со страхом следил за Хеджи. Бывший сосед Хеджи по автобусу, который спешил на подмогу чернолицему, тоже вдруг остановился, когда увидел нож в руках Хеджи.

Хеджи попятился к машине, не выпуская врагов из поля зрения. Склонился, подхватил свою сумку. Дошел до «Фиата», сел за руль. Ключа в замке зажигания не было.

– Придется детство вспомнить.

Ножом раскурочил замок зажигания, соединил провода напрямую, завел двигатель.

– Еще встретимся! – крикнул ему издали его бывший сосед по автобусу.

– Не приведи господь, – пробормотал Хеджи, – с такими придурками встречаться.

Газанул и уехал.

Хеджи не знал дорогу в Памуккале, поэтому ему пришлось вернуться в Денизли. Здесь он бросил «Фиат» в одном из переулков, взял такси и поехал в Памуккале. В отеле «Koray» ни слова не понимавший по-английски молодой турок долго не мог взять в толк, чего от него хотят. Только улыбался вежливо и кивал, когда Хеджи показывал ему газету с фотографией Полины. Потом пришел другой турок, постарше, и все наконец прояснилось.

Эта девушка здесь жила, сказал турок. Два дня и две ночи. А потом она уехала в Стамбул.

– А вы не знаете, где она в Стамбуле собиралась остановиться? – глупо спросил Хеджи.

Естественно, турок этого не знал. Это была катастрофа. Хеджи был в Стамбуле. Единственный в мире город, расположенный на двух континентах. Десять миллионов жителей, сотни тысяч домов, тысячи улиц. В этом человеческом муравейнике невозможно отыскать Полину. И получалось, что он потерял ее след.

Хеджи на такси вернулся в Денизли, а оттуда ночным поездом уехал в Стамбул.

Съемки в бывшем султанском дворце Топкапы проводили во вторник, когда там был выходной и вход для туристов перекрыли.

Хеджи шел через покои матери султана, глядя в объектив видеокамеры, и говорил при этом:

– Прелесть банных процедур, которые мы показали вам в бане Джагалоглу…

– Стоп! – сказал оператор и посмотрел на режиссера.

– Стоп! – эхом отозвался режиссер. – Что такое?

– Он не должен поворачивать голову, – сказал оператор. – Иначе видна щека.

Щека Хеджи была изуродована нанесенными ножом ранами.

– Идет и смотрит прямо! – сказал оператор. – И ни в коем случае не в камеру!

– Хорошо, – вздохнул Хеджи.

Вернулся в исходную точку. Снова пошел.

– Прелесть банных процедур, которые мы показали вам в бане Джагалоглу, была доступна подданным султана, но сам султан, живущий во дворце Топкапы, вряд ли мог получить истинное наслаждение, потому что даже в бане он не чувствовал себя в безопасности…

Хеджи переступил через порог.

– Это ванная комната султана, – пояснил он. – Обратите внимание на позолоченную решетку. Султан входил в помещение, закрывал за собой решетку и только после этого приступал к водным процедурам – даже во время купаний он боялся, что его могут убить…

Хеджи шел дальше, вот он оказался в покоях султана, где тот проводил время в кругу семьи.

– Вот ниша, здесь бежит вода, – продолжал рассказывать Хеджи. – И таких мест, где журчит вода, в султанском дворце немало. Но не подумайте, что здесь обитали такие чистюли, просто журчащая вода создавала шумовой фон, и султан мог не опасаться, что его речи услышат чужие уши…

Хеджи шел по коридору и продолжал свой рассказ.

– Вся жизнь султанского двора – это сплошная череда интриг. Высокопоставленные сановники Османской империи, все эти паши и визири, боролись за благосклонность султана, за высокооплачиваемые должности и даже за саму жизнь, потому что каждого из них султан в любую минуту мог передать в руки палача. Близкие султана, все его многочисленные жены и наложницы, тоже интриговали, и целью тоже были благосклонность султана и, по большому счету, сама жизнь, поскольку настоящей удачей было родить султану его первого сына-наследника – тогда можно не опасаться за свое будущее, но незавидной могла стать судьба тех, кто родил султану второго, третьего, четвертого сына…

Хеджи вышел на открытую площадку, откуда открывался вид на бухту Золотой Рог.

– Дело в том, что после смерти султана его сын-наследник прежде всего убивал тех, кто мог претендовать на трон, то есть своих братьев. Взошедший на трон Баязид I повелел задушить своего младшего брата, Мехмед II сделал то же самое, а Селим I приказал задушить не только двух своих братьев, но и их четверых сыновей, то есть своих племянников, самому младшему из которых было всего пять лет. Подобная жестокость не была чем-то из ряда вон выходящим, а воспринималась как нечто само собой разумеющееся и фактически имела силу закона. То есть подданные новоиспеченного султана ожидали от него, что он поступит именно так. И он так и поступал. Такие были нравы.