Владимир Гриньков - Турецкий транзит

Она пешком дошла до улицы Орду, по дороге купив себе легкую куртку, села в трамвай, доехала до конечной остановки Эминьоню.

За небольшой забитой транспортом площадью напротив мечети протянулась набережная с причалами для пассажирских теплоходов. Эти теплоходы приходили с регулярностью городского трамвая, выпуская на берег десятки людей, которые заполоняли набережную на минуту или две, стремительно ее пересекали, растворяясь в городских кварталах, а вскоре все повторялось – когда причаливал следующий морской трамвай.

В стороне от теплоходов к набережной пришвартовались несколько широких рыбацких лодок, в которых на почерневших от времени решетках усатые турки обжаривали на открытом огне нежное рыбное филе, и умопомрачительный запах плыл над набережной. Горячую, прямо с решетки, рыбу турки вкладывали в прорезь мягкой белой булки, туда же добавляли щедрую порцию мелко порубленных свежих овощей, и все это великолепие в пересчете стоило доллар. Символическая плата за нечаянное счастье.

Она не устояла перед искушением, взяла булку с рыбой и овощами, потом купила соленья у одетого в национальный костюм старика, который с маленькой тележки торговал разносолами – квашеной капустой, солеными огурцами и маринованным перцем, и со всем этим богатством устроилась на набережной, заняв пару маленьких пластиковых табуреток, каких к вечеру на набережной выставили десятки – специально для таких очарованных странников, как она.

Она действительно была очарована. Она сидела на берегу, там, где смыкались воды бухты Золотой Рог и пролива Босфор, и в этих водах отражались и мерцали миллионы огней огромного города. Берега вздымались холмами, на их склонах теснились тысячи, десятки тысяч домов, любой из которых невозможно было разглядеть в ночи, но при этом каждый обозначил себя огнями, как будто на данном участке суши кто-то выстроил одновременно миллионы маяков. Время от времени некоторые огни вдруг отрывались от берега и двигались через Босфор – это плыли пассажирские теплоходы и катера, и движение на Босфоре было столь оживленным, будто и не пролив это, а городская площадь с интенсивным движением.

Этому городу тысячи лет. Он видел многое и многих. Он эти тысячи лет прожил без нее. А сегодня она здесь. И этим вечером город принадлежит ей. Один-единственный вечер за несколько тысячелетий.

Мерцали огни в ночи. Чайки над водой исполняли свой вечный хлопотливый танец. Карандашики-минареты протыкали черную ткань ночного неба, оставляя в нем дырочки-звезды.

Она ела вкуснейшую булку и столь же вкусные соленья и удивлялась тому, что вкус был ей знаком. Ей всегда говорили, что нигде нельзя найти таких солений, как на родине. То ли климат тому причиной, то ли рецепты у всех хозяек разные, то ли звезды иначе расположены – но повторить вкус домашней квашеной капусты под чужим небом невозможно. А вот сейчас вкус был ей знаком. Совсем как дома. Или дело в том, что она не впервые здесь сидит, быть может? И в ее жизни уже был Босфор, и эти чайки, и эта ночь, и булка с вкусной рыбой, и тот старик с тележкой, у которого она купила соленья…

Не смогла вспомнить.

Сюжет снимали в одной из самых известных стамбульских бань, Джагалоглу Хамами, что на улице Йеребатан, неподалеку от мечети Айя София.

Вдоль стен просторного зала были оборудованы кабинки, где можно было раздеться.

Хеджи шел вдоль кабинок, смотрел в объектив видеокамеры и говорил:

– Что такое турецкая баня, мы покажем вам на примере Джагалоглу Хамами. Она существует с 1741 года…

Открыл одну из кабинок, вошел, камера последовала за ним.

– Начинается все вот здесь, – сказал Хеджи и снял футболку. – Здесь я переоденусь… Обратите внимание, что в кабинке для переодевания есть кушетка. Странно, правда? Чуть позже я скажу, зачем она нужна…

Снял шорты. Снял трусы.

– Надеюсь, вы это вырежете, – пробормотал он, обматывая голый торс специально приготовленным полотенцем.

Участники съемочной группы дружно запротестовали, наперебой объясняя Хеджи, что эти кадры станут украшением сюжета и что не надо быть ханжой, а надо думать о рейтинге. Под этот несерьезный треп Хеджи вышел из кабинки.

– Теперь в подготовительный зал, – сказал он, обращаясь к будущим зрителям.

В подготовительном зале банщик выдал ему сандалии.

– У этих сандалий деревянная подошва, – сообщил Хеджи. – Поскольку пол в главном зале, куда мы сейчас пойдем, горячий.