Дмитрий Харитонов: Репортаж не для печати

– А если Ковчег выносят из церкви, например, во время Тимката? Хранитель следует вместе с Ковчегом? – поинтересовался я.

Пагира устало пожал плечами.

– Я уже сказал: он должен ВСЕГДА находиться рядом с реликвией. Днем и ночью.

Потом я узнал, что, действительно, за неделю до моего приезда в Эфиопию, сбежал один из монахов, охранявших Ковчег в церкви Святой Марии. За ним гнались всю ночь, но монаху удалось ускользнуть в горы. Преследователи вернулись в Аксум, передохнули и, уже с собаками, отправились на новые поиски.

Измученного голодом и жаждой беглеца нашли на третьи сутки. Ему было около тридцати лет, но жители Аксума, шепотом рассказывавшие мне об этом удивительном случае, в один голос утверждали: монах сошел с ума. Он рвался на свободу и безостановочно кричал, что больше не может быть хранителем Ковчега. Затем он успокоился и повинился перед своими собратьями-священниками.

У него был долгий разговор с Пагирой, который сначала сурово отчитал беглеца. Видя, что тот вроде бы пришел в себя, первосвященник поменял тактику и уже по-отечески побеседовал с провинившимся.

Как выяснилось позже, монах лишь умело притворился раскаявшимся! Как только внимание к нему со стороны священников ослабло, он вновь улучил подходящий момент и сбежал.

Его снова поймали и приковали к стене внутри церкви Святой Марии. Таким образом он должен был осознать ответственность! Только смерть могла избавить монаха от обязанности хранителя Ковчега. Но, аксумиты наперебой уверяли меня, что через пять-шесть недель монах окончательно образумится и все вернется на круги своя – то есть двадцать пятый хранитель Ковчега приступит к своим обязанностям.

Честно говоря, я с трудом верил в подлинность этой истории. Развеять мой скепсис могло только одно: возможность увидеть монаха-беглеца собственными глазами.

1

Бабиле крепко спал, сладко улыбаясь во сне, когда в назначенное время за мной зашли четверо монахов Они повели меня еще тихими и сонными улочками Аксума по направлению к церкви Святой Марии. Я с трудом скрыл свое разочарование, когда вместо ожидаемого и помпезного культового сооружения, увидел скромную одноэтажную постройку из серого гранита. По периметру ее окружала железная ограда, выкрашенная в темно-зеленый цвет. Такого же цвета был М купол церкви, увенчанный золотым крестом, сверкавшим в утренних лучах солнца.

Пагира и еще трое священников ожидали меня возле входа в церковь. Лицо у первосвященника было необыкновенно мрачным, словно он сожалел о своем обещании показать мне Ковчег Завета.

Я взглянул на часы: четверть восьмого-

Вспомнив эту цитату из Библии, я покосился на Пагиру, молчаливо стоявшего у дверей, которые вели вглубь церкви Святой Марии.

– Раннее утро – наилучшее время для того, чтобы увидеть Ковчег?

Первосвященник бесхитростно сообщил:

– Для иностранцев вообще не существует хорошего времени, чтобы войти в Святая Святых. Это категорически запрещено. Вы должны помнить, что для вас мы делаем исключение, позволяя переступить порог церкви Святой Марии. Вы сможете видеть Ковчег в течение нескольких минут. Но не пытайтесь проникнуть за завесу, отделяющую Святая Святых от священной реликвии.

– Наступаете на горло собственной песне? – сочувственно поинтересовался я.

Первосвященник не прореагировал на мой вопрос и сбросил с ног легкие сандалии.

– Вам также необходимо снять обувь, – сказал он, показывая на мои туфли.

Я не заставил себя упрашивать. Первосвященник велел мне следовать за ним, и я, чувствуя нарастающее волнение, вошел в церковь Святой Марии.

Первая комната предназначалась для торжественного пения гимнов и псалмов. В ней находились шесть монахов. Насколько я успел разглядеть их лица – возраст священников колебался от тридцати до пятидесяти лет. Мое внимание сразу же переключилось на рисунки, расположенные на стенах комнаты и даже на потолке. Это были сюжеты из библейских рассказов: я увидел Моисея, спускающегося с горы Синай и бережно несущего две скрижали с начертанными на них заповедями. Великолепный, но, увы, неизвестный художник, изобразил на потолке длинную процессию с Ковчегом Завета на плечах. Впереди нее шествовал человек в белой одежде и играл на арфе – это был царь Давид.