Александр Белов - Штурм вулкана

Он расчехлил винтовку, занял удобную. — позицию, слушая краем уха, как Рыков поздравляет трудящихся с праздником, говорит что-то о достижениях комбината светлом будущем его работников. Он поймал его голову в прицел и позади, за спиной Олега Алексеевича увидел за сценой младшего Рыкова. Того выворачивало прямо на автобус артистов, и стоявшие неподалеку демонстративно отворачивались, все уже привыкли, что Матвей Алексеевич всегда напивается вусмерть в самый неподходящий момент, а потом ходит, шатаясь от стенки к стенке, вываливая из кармана бутылочные пробки и фантики от конфет.

Но в этот раз Матвея тошнило не из-за пьянки — его бил озноб. Белов так и не появился, поговаривали, что он оказался в захваченном террористом самолете вместе с приглашенным полпредом. Но хуже всего было то, что и Зорин пропал. Напрасно Матвей раз за разом пытался дозвониться ему — никто не брал трубку. Матвей Алексеевич надеялся, что все обойдется, что никто не будет стрелять в брата, он даже потерял интерес к Анджеле, которая пыталась увлечь его в автобусе на заднее сиденье за висящие костюмы. Его рвало от волнения так, словно его должны были запустить в открытый космос без скафандра.

— К радости Литвиненко, Рыков в своей речи оказался лаконичным — говорил только то, что было нужно говорить, не мямлил, не путался в словах и, закончив, в пляс на сцене не пустился, как управленцы Ельцинской эпохи.

— С праздником, дорогие красносибирцы! — воскликнул он в микрофон, и в колонках зазвучал написанный специально для этого случая гимн предприятия.

Литвиненко приготовился, и в это время кто-то снизу дернул его за штанину. Литвиненко глянул вниз и увидел толстую пьяную морду местного жителя, который тоже пытался влезть на опору. Он не про-сто пытался, он нагло спихивал его с дороги, смачно сдобряя свою речь отборным матерком. Между тем первый залп фейерверка уже был дан — сначала в небе рассыпались разноцветные огни, а потом послышался сильный хлопок. Вот в этот хлопок Сергею и нужно было попасть в следующий раз, но наглый нетрезвый абориген не давал ему этого сделать.

— Колюня, ты где, я тебя не вижу, — перекрикивая громкую музыку со сцены, несся снизу пьяный женский голос.

— Я тут, — ответил Колюня, с трудом удерживаясь за ребра опоры, — тут какой- то фраер залез, сейчас я его скину и буду наверху. Зырь, как я лезу!

— Я не вижу, темно, — кричала в ответ его пассия.

Литвиненко, которого Колюня уже изрядно потеснил и пытался столкнуть, понял, что выполнение операции под угрозой, и несколькими короткими ударами скинул его. Колюня полетел вниз, стукаясь и переворачиваясь, а звук его падения заглушала музыка.

Литвиненко быстро поймал в прицел улыбающегося, освещенного софитами Рыкова, дождался залпа салюта и нажал на спусковой крючок. Раскатами грома посыпался с неба звук лопнувших фейерверков, и все небо осветилось разноцветными огня-ми. Рыков отступил назад и, как подкошенный, рухнул на сцену. Все, кто стояли, рядом с директором, бросились к нему.

Полковник Басовитый присел на колени и повернул голову Олега Алексеевича к себе. Во лбу у него появилась маленькая круглая рана, а глаза застыли, и в них отражались огни фейерверка. Заглянувшая поверх голов начальства Анджела завизжала диким визгом, который заглушил даже вой толпы, громко восторгавшейся салютом.

— Врача, врача! — закричал Басовитый, хотя прекрасно понимал, что врач тут уже не поможет.

Литвиненко тем временем, оставив винтовку наверху, словно Маугли по лианам, соскочил с опоры освещения, спрыгнул прямо на неподвижное тело Колюни, которого безуспешно звала его пассия, нагнул голову, чтобы вылезти под профилем опоры, и тут его срубил на землю страшный удар по шее, которого даже тренированный Литвиненко не вынес и потерял сознание.

Кабан пришел на стадион заранее — за несколько часов до начала празднования юбилея. Он внимательно осмотрел все под-ходы и отходы, и теперь ему оставалось выяснить, с какой из четырех опор будет стрелять нанятый Зориным киллер.

Две башни сразу отпадали, потому что находились позади сцены, а крученых пуль пока еще не изобрели. Оставалось две, одну из которых путем простых логических рассуждений Кабан сразу же отверг. Она стояла возле самого входа на стадион, метрах в пяти от нее расположился ряд палаток с выпивкой и едой, жарились шашлыки. Сомнительно было, чтобы киллер выбрал позицию для стрельбы с таким неудобным отходом.