Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Добрый вечер! Андрей Алексеевич вас ждет.

Григорьев прошел в кабинет, оставив охранников в приемной.

Бородин смотрел телевизор. Увидев вошедшего Григорьева, не встал, а лишь махнул рукой, приглашая садиться, а сам опять обернулся к экрану. Показывали боевую технику. Танки на полигоне били прямой наводкой по мишеням. Мишени рассыпались на куски.

– Интересно? – спросил Григорьев, опускаясь в кресло.

– Очень. Сейчас расскажу, о чем речь, – Бородин, не отрывая взгляда от экрана, махнул рукой куда-то в сторону. – Ты налей себе коньячка, Слава. Знаешь где.

– Может, твою секретаршу пригласим? Пусть она нальет.

Бородин оторвал наконец взгляд от экрана, посмотрел на гостя, покачал головой.

– Что я слышу! – воскликнул. – И это говорит человек, у которого семья: жена, двое детей и теща!

– Я совсем не то имел в виду, – вяло запротестовал Григорьев. – Ты просто извращенец, Андрюша, у тебя мысли не в ту степь бегут.

Бородин нажал какую-то кнопку, коротко бросил в переговорное устройство:

– Инга, зайди!

Появилась секретарша. Ее лицо излучало доброжелательность и готовность ко всему.

– Налей нам коньяку, Инга.

Она склонилась над низким столиком, на котором стояли рюмки. Короткая юбка едва прикрывала трусики. Григорьев, изменяясь в лице, отвернулся и наткнулся взглядом на Бородина. Тот беззвучно смеялся.

– Пошел ты к черту! – бросил ему Григорьев.

– Вы что-то сказали? – обернулась от столика Инга.

– Нет, это он со мной разговаривает, – теперь уже откровенно расплылся в улыбке Бородин.

Инга подала коньяк.

– Я могу идти?

– Естественно, – не сказал, а пропел Бородин.

Секретарша вышла.

– Это я извращенец? – вернулся к прежнему разговору Бородин. – Я? А не ты? У тебя, наверное, все пуговицы на брюках поотлетали.

– Пошел ты к черту!

– Пуговицы – не беда. Я сейчас позову Ингу, она пришьет.

– Пошел ты к черту! Она же сама провоцирует! Ты же видел!

– Ничего я не видел.

– Видел! Она у тебя без трусов, наверное, ходит? А?

– Не знаю, – целомудренно проявил неосведомленность Бородин.

Коньяк был чудесный. Григорьев сделал несколько маленьких глотков, прикрыв глаза.

– Интересный сюжет прошел по телевизору, – сказал Бородин. – Его голос звучал где-то далеко. – На этой последней ярмарке у арабов наши пытались продать танки, а министр обороны…

– Наш министр?

– Да. Наш министр обороны вдруг дает интервью: танки, мол, барахло. И сделка срывается.

Григорьев махнул рукой:

– Я знаю эту историю, Андрей.

– Так расскажи. Я не понимаю, что происходит.

– Там посредник один влез, а они с министром в контрах. Собачатся между собой, понимаешь? Вот он их и умыл.

– Он и нас так может, а?

– Нас – не может. В министерстве обороны контракт уже согласован. Они – за. Пока ты со мной – можешь быть спокоен.

Григорьев открыл наконец глаза, отпил из рюмки глоток.

– Мне сегодня звонили с завода-изготовителя, – сказал он. – Через месяц все десять комплексов будут готовы к отгрузке.

– Очень хорошо.

– Ты, со своей стороны, готов?

– Да.

– Я посмотрел данные на эту фирму, которая выступает посредником с украинской стороны. И теперь меня терзают смутные сомнения.

– Ты о чем?

– О фирме этой самой. Кто она? Откуда взялась?

– Я тебе объясню…

– Нет, ты только не обижайся, Андрюша. Я во все вникнуть хочу. Она какая-то левая, эта фирма. Шесть месяцев существует, ни одной сделки не проведено, и вдруг ты их выбираешь контрагентами в сделке на шестьсот миллионов долларов.

– Я тебе объясню…

– Объясни.

– Это моя фирма.

– Твоя?

– Да, моя. Сам я, правда, нигде в учредительных документах не фигурирую, но у руля там мои люди. Я эту фирму полгода назад специально под эту нашу с тобой сделку создал. Мы десять ракетных комплексов этой фирме продаем, а она их тут же передает арабам. На следующий день после получения комплексов арабами фирма ликвидируется – и все. Никаких концов.

– Сразу надо было объяснить, – буркнул Григорьев.

Он поднялся из кресла и подошел к окну. На город опустилась ночь. Одинокий фонарь тщетно пытался отогнать тьму.

– Ты не стой там, – посоветовал Бородин.

– Почему?

– Стрельнут.

– У меня врагов нет, – сказал Григорьев, не оборачиваясь.

– А все равно страшно.

Григорьев наконец обернулся.

– А ты боишься, Андрей? – спросил с внезапно проснувшимся интересом.

– Чего?

– Того, что могут убить.

– Да, – ответил Бородин.