Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Да. Возможно, что-то из этой затеи получится.

Морозов склонился и потрепал Виталика по волосам.

Мальчишка хотел спать и выглядел мрачновато.

– Что же вы мне не сказали, что семью отправляете?

– Не посчитал нужным, – ответил после паузы Бородин.

Он не понял, почему должен рассказывать Морозову о своих внутрисемейных делах. Морозов опустил глаза, сказал как бы между прочим:

– Завтра я вас жду.

– Разве у нас с вами встреча?

– Да. В полдень. Сможете?

– Хорошо.

Появились неизвестно где отсутствовавшие Григорьев и Инга. Григорьев был пьян и весел. Инга прятала глаза, стараясь не встречаться с Бородиным взглядом.

Когда села в машину, сказала, надув капризно губки:

– Забери меня!

– Откуда? – не понял Григорьев.

– От Бородина.

– Почему?

– Потому что днем я у него секретарша, а вечером встречаюсь с ним в такой вот обстановке.

– Чепуха! – засмеялся Григорьев и завел двигатель.

На ночном пустынном шоссе он стал заигрывать с Ингой и даже пытался ее поцеловать… Она слабо сопротивлялась и бросала настороженные взгляды назад, где за ними поспешала машина с охраной.

– Перестань, – шепнула Инга. – Держи руль, разобьемся.

Но они благополучно доехали до самого ее дома. Григорьев вышел из машины, чтобы проводить свою спутницу.

– У нас тут столько пьяных в последнее время, – сказала Инга. – Просто жуть.

– Не бойся, – ответил Григорьев и откуда-то из-под пиджака достал пистолет. – Я в этих алкашах дырок наделаю.

Он был сильно нетрезв и совершенно несносен. Предложил:

– Давай поднимемся к тебе.

– Ты что! – зашептала Инга и метнула испуганный взгляд в темные окна спящего дома. – У меня же родители!

– Ну и что? – развеселился Григорьев. – Или твои родители думают, что так допоздна ты засиживаешься на работе? У вас профсоюзное собрание, да? Или нет, не то…

Он засмеялся, вконец развеселившись.

– Это ты на комсомольском собрании пропадаешь, да?

Мысль о комсомольских собраниях показалась ему совсем смешной.

– Тише ты! Разбудишь всех. Пока!

Инга чмокнула своего кавалера в щеку и скрылась в подъезде.

Двое, сидевшие в притаившейся за деревьями машине, переглянулись.

– Он не первый раз сюда приехал, – сказал один.

– Хорошее место. Удобное.

Помолчали.

– Знаешь, лучшего места нам не найти. Здесь его легче достать.

– Да. И охрана его зевает. Ты видишь, они даже из машины не вышли, оставили его одного.

– Здесь и надо его встречать.

Григорьев тем временем сел в машину, завел двигатель.

Он еще не знал, что место его казни уже определено.

Кирилл собирался в дорогу долго и бестолково. Полдня просидел над чистым листом бумаги, а когда Анна наконец поинтересовалась, чем он занят, Кирилл развел руками:

– Хотел написать отчет о своей работе. В Москве, наверное, потребуют.

– Получается? – заглянула через плечо Анна.

– Нет.

Весь лист был испещрен чертиками и пальмами. Анна засмеялась:

– Да, с таким отчетом тебе делать в Москве нечего. В миг уволят.

Кирилл посерел лицом при таких словах, и Анна оборвала смех, сказала примирительно:

– Ты не ломай сейчас голову над этим. Приедешь – там объяснят, что от тебя требуется.

Кирилл с готовностью отодвинул бумагу в сторону. Так-то лучше – ему пусть задают вопросы, а он будет отвечать.

Вещи он складывал неторопливо и тщательно, но все получалось не то, и в конце концов Анна, вздохнув, отстранила Кирилла от чемодана, вывалила сложенные им вещи, рассортировала их. Кирилл безропотно следил за происходящим.

К вечеру он исчез, вернулся через час с целой сумкой кокосовых орехов. Попытка переложить орехи в чемодан была пресечена Анной.

– Что это ты надумал? – осведомилась она, выкладывая орехи из чемодана.

– Гостинцы.

– Кому?

– Кому-нибудь там, в Москве…

Анна вздохнула:

– Их там полно, Кирилл. И нет никакого смысла тащить такие гостинцы через половину земного шара.

Она в очередной раз подумала, как нелегко придется Кириллу в Москве, и потратила два или три часа на то, чтобы рассказать ему о современной московской жизни. Анна делала это регулярно, изо дня в день, но по глазам видела – не все Кирилл может постичь, это невозможно просто выучить, зазубрить, это нужно прожить.

В ожидании скорого расставания они были тихи и печальны. Кирилла тяготило неясное будущее, а Анна печалилась от мысли о том, что ей предстоит остаться одной.

Катер за Кириллом пришел утром, Анна первой услышала звук движка и сказала дрогнувшим голосом: