Чингиз Абдуллаев - Уйти и не вернуться

Конечно, Кичин знал своего командира, тогда еще подполковника, Акбара Асанова, или Барса, как его называли в Таджикистане. Но особенно показывать этого здесь не стоило.

– Слышал о таком, – сказал Кичин переводчику. Он немного понимал пушту, на котором говорили в лагере, но решил этого не показывать.

– Барс дал мне слово всегда хоронить погибших мусульман по нашему, мусульманскому обычаю. Как думаешь, он сдержит свое слово?

– Если дал, значит, сдержит, – быстро ответил Кичин.

– Мы тоже так думаем. Тебя мы тогда не могли отпустить. Ты был очень плох. А здесь далеко до «шурави». Не пытайся отсюда бежать, офицер, у тебя ничего не выйдет, – показал шейх Курбан на горы, – эти горы без проводника не пройти. А в одиночку ты просто погибнешь.

– Вы хотите меня держать все время здесь? – спросил Кичин.

– Увидим, – ничего не сказал конкретного шейх и вышел из палатки.

А потом потянулись томительные дни. Кичину разрешали ходить по лагерю, и он постепенно знакомился со стариками, живущими здесь со своими семьями, с детьми, играющими среди палаток, с молодыми моджахедами, ушедшими в горы от бомбардировок своих кишлаков и взявшими в руки оружие, чтобы защитить свои земли и свои семьи. Многие бежали в горы только из-за необъяснимого страха перед «шурави». Другой образ жизни, атеизм безбожников вызывали страх сильнее, чем реальные снаряды и выстрелы.

Кичин, разговаривая с простыми людьми, вникая в их нехитрый житейский быт, узнавая их привычки и особенности, начинал понимать, какой страшной трагедией обернулась война для афганцев. Авантюризм афганских политических деятелей, недальновидность советского руководства, отсутствие гибкости у военного командования стали основными источниками того массового исхода людей, который начался по всей стране с начала восьмидесятых. Любая война являет собой зло в первозданном, почти рафинированном виде, включая в себя все необходимые компоненты насилия, надругательства, отсутствия любых прав граждан, беззакония, попрания божеских и человеческих норм. Но гражданская война, усугубленная военной интервенцией, есть зло еще более страшное и горькое, когда множатся в любых количествах Каины, убивающие братьев своих, и глас божий вопиет: «Где брат твой, Авель?»

Горький осадок «афганского синдрома» как-то смазал то обстоятельство, что в Афганистане идет гражданская война до сих пор, и тысячи граждан одного государства убивают своих соотечественников, единоверцев, братьев по крови. В некоторых афганских семьях зеркально повторялась ситуация типичной гражданской войны, когда старший сын, ушедший в город на заработки, является командиром роты или батальона, активистом Народно-демократической партии Афганистана, а младший брат, выросший в кишлаке, – командиром отряда моджахедов. И несчастная мать молит Аллаха о сохранении жизни обоим сыновьям.

В таких условиях отношение моджахедов, за редким исключением, к представителям Советский Армии было куда более мягким, чем к представителям собственного народа. Таких афганцев обычно ждала мучительная смерть. Кичина особенно потряс один случай, происшедший спустя месяц после его пленения.

В одном из тяжелых сражений афганская семья потеряла сразу пятерых: отца и четверых сыновей. В живых остались только мать и младшая дочка тринадцати лет. Ошеломленный Кичин видел, как тяжело оплакивала свое горе женщина. И на следующий день привела за руку свою единственную дочь, последнего из оставшихся в живых члена семьи, и попросила принять ее вместо погибших братьев. Война постепенно становилась воистину народной, а победить целый народ, как известно, нельзя. Его можно только уничтожить.

Дети полюбили мягкого, доброго «дядю Вита» и часами просиживали в его палатке. Он, работавший на фабрике игрушек перед поступлением в вуз, теперь начал вспоминать обретенные ранее навыки, мастеря детишкам забавные игрушки. В один из таких дней к нему снова пришел шейх Курбан. После того как испуганные дети покинули палатку, шейх произнес, попросив переводчика переводить:

– Ты довольно давно живешь в нашем лагере. Больше месяца. Мы изучали тебя, ты изучал нас. Дети любят тебя, говорят, ты добрый. Но ты скрыл от нас, что не командовал в том бою своими людьми. Там был командир – капитан Симонов.

– Да, – ответил, дослушав переводчика, Кичин, – но после его смерти командовал я.

– Мы не можем найти данных о тебе в твоей воинской части, – нахмурился шейх. – Может, ты не старший лейтенант, а у тебя другое звание. Может, у тебя другое имя. Солдат твоих мы давно отпустили и теперь узнать не можем, как твое настоящее имя.