Александр Жиров - Черный амулет

— Только не это, — простонал полковник и повторил: — Нет, только не это!

В поисках спасения Василий Константинович обратил глаза к морю. Там, где только что плескались дети, он увидел две ракушки колоссальных размеров. В рост человека. В каждой мидии было около двух метров длины.

Они наполовину высовывались из воды. В солнечных лучах серебрился перламутр на черных створках. Створки были приоткрыты.

Внезапно полковник рассмотрел растянутые вдоль створок лица собственных детей. Растянутые почти на два метра, они смотрели на него из Приоткрывшейся щели. Глаза их то и дело подмигивали.

Василий Константинович взмахнул руками. Вернее, его руки произвели какие-то движения.

Предсмертная судорога изогнула ноги.

Вздрогнуло могучее некогда тело.

Конвульсия отбросила назад безухую голову. Полковник сильно стукнулся затылком о боковую стенку холодильника.

Никакой боли от этого он не почувствовал. Ему не суждено уже было испытывать боль.

Положив трубку, майор Туровский нажал клавишу селектора:

— Алексей Ильич! Вопрос.

— Что там еще? — недовольно спросил подполковник Киселев и отставил подстаканник.

— Тут снова позвонила одна чокнутая, некто Екатерина Васильевна Кондратьева. Первый раз три часа назад она просила выслать машину на Волховское шоссе.

Ее отец там — охранник складов фирмы «Тоусна». Кондратьева опасалась, что отца могут убить. Говорила, что в последнее время из ее семьи исчезают люди, потом их находят мертвыми…

— Типичная мания преследования, — пробормотал Киселев и потянулся к чаю.

— Виноват, не расслышал, Алексей Ильич? — переспросил Туровский.

— Мания преследования, говорю.

— Так точно, я это сразу понял.

Подполковник отхлебнул ароматную горячую жидкость и приказал:

— Дальше давай.

— Даю дальше. Только что эта Кондратьева звонила опять. Говорит, что приехала к отцу на работу. Склад «Тоусны» вскрыт. Сторожа, ее отца, нигде нет.

— Ограбление?

— Она утверждает, что долго наблюдала за складом, ожидая нашу машину. Оттуда ничего не выносили. В поисках отца она обежала все помещения. С дверей сорваны замки, но материальные ценности на месте. Во всяком случае — большая часть.

— Слушай, Туровский, а может, она обкуренная? Может, это глюки?

— Речь нормальная, Алексей Ильич.

Несмотря на волнение, логически стройная… Еще заявительница утверждает, что, пока она ждала милицейскую машину возле склада, ее пытались увезти с собой двое бритоголовых на белой «Ауди». Она отбилась с помощью баллончика. Принялась звонить и стучать в дверь. Дверь склада неожиданно распахнулась и сшибла заявительницу. Когда к ней вернулось сознание, какой-то человек убегал в сторону шоссе.

— Ох, майор, что ж за дежурство такое выдалось? — сокрушенно вздохнул Киселев. — Не дадут спокойно чайку попить.

— Вроде и понедельник только что закончился, а облегчения никакого, — поддержал начальника Туровский и замолк в ожидании решения.

— Речь логичная, говоришь? — задумчиво повторил подполковник. — Не хочется, понимаешь, опять шум по пустякам поднимать. С этим саквояжем на Собчаковской, видишь, как облажались.

Говорят, до самого мэра дошло.

— Ну уж тут нашей с вами вины нет, — поспешил успокоить майор. — Мы все сделали по инструкции. Мы не виноваты, что в саке бомбы не оказалось.

— По инструкции, по инструкции…

Ладно. Давай направляй на Волховское ближайшую патрульную. Пускай посмотрят и доложат. Если у заявительницы не галлюники, вызывай опергруппу угрозыска. Раз склады вскрыты, — значит, что-то стибрили. Верно я рассуждаю?

— Так точно, Алексей Ильич! Склады — это склады.

В автобусе Кофи наконец разглядел себя. Видок еще тот. Сколько ни отряхивался он, стоя на остановке, всюду видна была мука — на джинсах, на любимой клетчатой рубашке, на куртке. В волосах мука смешалась с потом в клейкое тесто.

Кофи попытался было выковыривать его пальцами, но ничего не вышло. Тесто вылезало лишь вместе с волосами. Нужна была вода.

Хуже муки были кровоподтеки и ссадины. Такого негра редко встретишь в России. В муке, в крови и, что самое ужасное, трезвый.

В автобусе молодой вождь принял позу Сократа. Подобно великому мыслителю, он обхватил голову руками и прижался носом к окну. Сидел и сглатывал собирающуюся во рту кровь. Хоть грязной головы и разбитых губ не видно.

Пассажиров было трое или четверо.

Они направлялись в центр одним из последних автобусов. Кофи старался не привлекать внимания, поэтому ни на кого не смотрел и вообще не производил никаких лишних движений. Он позволил себе лишь дышать.