Владимир Колычев - Мне душу рвет чужая боль

– Я тебе, кажется, говорила, что я дрянь… Да, я дрянь. В моей жизни много плохого. Но я такая, какая есть, и другой не будет. И не надо другой. Надо, чтобы я такая и оставалась. И чтобы жила… Артур может прийти за мной… И ты должен меня защитить.

– Боюсь, что ты обратилась не по адресу. Да, у меня пояс по каратэ, но этого слишком мало, чтобы тебя защитить. У меня нет профессиональной подготовки, я даже стрелять не могу…

– Можешь не можешь, а в Лоскутова попал.

– Попал, – мрачно усмехнулся он. – Что называется, конкретно попал… Если ты боишься Артура, тебе нужно нанять профессионалов…

– Это ты его боишься… – сказала Кристина, презрительно оттопырив губу.

– Я боюсь?! – возмутился Валентин. – Не боюсь!

– А он тебя боится, – неожиданно выдала она.

– Кто тебе такое сказал?

– Он и сказал… Он сказал, что ничего не боится. Потому что его сам дьявол любит. Но с тобой связываться, сказал, не хочет. Сказал, что мог бы тебя убить, но боится, что фортуна отвернется… Он не тебя боится, он боится, что фортуна от него отвернется, если он свяжется с тобой… Он не станет связываться с тобой, если увидит, кто меня охраняет, понимаешь? Профессионалы его не остановят, а ты – может быть…

– Ты сама не веришь в то, что говоришь.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Может, и не верю. Но я хочу, чтобы ты меня защищал… И ты будешь меня защищать, – проникновенно посмотрела на него Кристина. – Потому что ты мужчина, а я женщина, которая в тебе нуждается… В общем, хочешь ты этого или нет, но я нанимаю тебя к себе на службу. Зарабатывать ты будешь больше, чем на своей стройке… Но учти: попытаешься залезть ко мне под юбку, получишь по рукам!

Как это ни странно, но Кристина выглядела очень убедительно в этом своем заявлении. И Валентин даже поверил ей. Поэтому не посмел отказать ей. Он согласился с ее предложением, хотя где-то в глубине сознания понимал, что совершает ошибку…

В тюремную камеру Федот вошел с видом человека, уверенного в своей высокой цене. Вошел и удивленно уставился на троицу раздетых до пояса людей. Один вроде бы нормальный, а двое – в татуировках от шей до пупков. Какие-то драконы, гоблины, черти. Он бы решил, что попал в камеру к уголовникам, если бы не разбирался в тюремных наколках. Если увиденное им тату имело отношение к миру криминала, то не к русскому, а китайскому. Но вряд ли эти люди, которые на глазах у Комова играли в карты, были представителями китайских триад. Славянские лица, правда, не самой лучшей выточки. Корявые лица, грубые; взгляды мутные, нездоровые…

Глядя на эти лица, Федот мог бы подумать, что его бросили к уголовникам. Но все же это была камера для бывших сотрудников милиции. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что здесь имелось свободное место. И не важно, что сразу за этой койкой находилась фанерная перегородка нужника. Здесь же все свои, здесь не в чести уголовные понятия.

– Всем привет и не скучать, – сказал Федот, бросая вещи на свободное место.

– А ты что, клоун, чтобы нам не скучать? – спросил бритоголовый здоровяк с крылатым драконом на груди.

Свежая еще наколка и такого же дерьмового качества, как и ее обладатель.

– Я майор Комов, если это кому-то интересно, – с агрессивной иронией посмотрел на него Федот.

– А ты чо, борзый?

– Ты, случайно, не прокурор, что все время спрашиваешь?

– Ну, ты гонишь!.. Я Толян, я из постовой, и мне плевать, что ты майор…

– А в хате на пол плевать нельзя, – покачал головой Комов.

– Ты чо, учить меня будешь? – с оголтелым нахрапом спросил, поднимаясь, Толян.

– А если на пол плевать нельзя, значит, ты в душу себе плюнул. Твоя фамилия, случайно, не Заплеванный? А то я знал одного сержанта из ППС. Тоже из деревни приехал, такой же люмпен, …ля, пролетарий…

– Чего?

– Такое же быдло, говорю.

Увы, но именно из-за таких «семейных» уродов, как Толян, в народе и не любят милицию. Из-за неимения лучшего кадровикам приходилось порой принимать на службу таких вот кретинов, которые от классических уголовников отличались только тем, что умели скрытничать, не выставляли напоказ свои шкурные душонки. Кто-то себя на службе не щадит в борьбе с криминалом, а кто-то сам преступность разводит, злоупотребляя своим положением, обирая случайных прохожих и бабок с диких базарчиков… И не удивительно, что тюремные камеры забиты такими уродами, как Толян. Оборотней выявляют, сажают, а они, собираясь в большинство, пытаются насаждать в «бэсовских» камерах уголовные порядки, о которых имеют искреннее, но смутное представление.