Александр Тамоников - Афганский гладиатор

– О настоящей, Ира!

– Даже так? А как новая пассия относится к твоим прежним связям или она о них ничего не знает? Ведь вы, мужики, мастера запудрить девочкам мозги, особенно тем, у которых этих мозгов и в помине нет.

Тимохин понимал состояние Люблиной, но и слушать дальше ее оскорбления не желал:

– Ты все сказала?

Ирина вскрикнула:

– Нет! Если ты думаешь, что я так просто отдам тебя другой, то ошибаешься. Она все узнает о том, что было между нами. И еще немало интересного из личной жизни старшего лейтенанта Тимохина. Пусть ты не достанешься мне, но ты не достанешься и другой! Это я тебе обещаю!

– Я всегда знал, что ты способна на подлость. Но, знаешь, зла на тебя не держу. Твоими устами говорит ревность. А она чувство коварное и злое.

– Вот как? Я, значит, подлая, коварная, злая, а ты у нас весь пушистый, честный и самый что ни на есть порядочный, да?

Тимохину надоело слушать Ирину. Эту, по сути, глубоко несчастную по его вине женщину.

– Нет, Ирин, я не пушистый. Но пойми, насильно мил не будешь. Ты еще найдешь свое счастье, и я буду только рад этому!

Люблина потеряла контроль над собой:

– Да пошел ты со своей радостью! Унизил, растоптал самое святое, что у меня было, а теперь еще и издеваешься? Сволочь ты! Мразь! Ненавижу! Я не дам тебе жить с другой. Не дам!

Александр сказал:

– Поговорили! Спасибо за откровенность, и прощай! Делай что хочешь, между нами все кончено!

И, повернувшись, пошел по аллее.

А Ирина, опустившись на ступеньки клуба, припав к бетонной стойке, забилась в истерике. До самого дома Тимохин слышал ее голос:

– Ненавижу, тварь! Будь ты проклят!

А возможно, это ему казалось. И жалко было Тимохину Ирину, и утешить ее он не мог. Изменить Татьяне не мог. Выпив у Смагиных всего лишь рюмку, дома Тимохин достал из холодильника бутылку спирта. Не разведя, проглотил сто граммов. Набрал по телефону внутренней связи гарнизона, которая сегодня вдруг работала, квартиру Смагина. Ответила Марина:

– Да? Слушаю вас!

– Марин! Это Тимохин!

– Что-то случилось?

– Ирине требуется помощь!

– Ты ударил ее?

– С ума сошла? Когда я женщин пальцем трогал?

– Тогда что за помощь ей требуется?

– Психологическая. После нашего разговора она впала то ли в бешенство, то ли в истерику. Узнав о другой женщине, полностью потеряла контроль над собой. Как бы чего не сделала!

– Где она?

– Расстались у клуба! Должна быть там.

– Ты вообще-то молодец! Промолчать о новой знакомой не мог?

– Не мог! Кому легче от того, что я и дальше продолжал бы держать Ирину на дистанции. И не прекращая отношения, и не продолжая их? Кому?

– Эх, Саша, Саша! Ладно. Выйду, поищу Ирину. Получится – помогу, не получится – девчатам передам. Те успокоят!

– Спасибо!

Александр повесил трубку. Сел на диван, закурил. Черт, до чего же сложна жизнь. А ведь мы сами делаем ее таковой! Правильно говорят, сначала создаем себе трудности, затем героически преодолеваем их. Таня, Таня. Как же сейчас не хватает тебя. Твоего тепла, нежности, прикосновения, одного лишь присутствия. Тимохин поймал себя на мысли, что еще никогда так не тосковал ни по одной из своих женщин. Так, что ему хотелось выть от одиночества.

В четверг, 14 июня, с утра к Тимохину, как обычно, забежал Шестаков.

– Привет, Саня!

– Ну, ты вообще стал светиться, как уличный фонарь.

– Так жизнь-то, Саня, изменилась! Не представляю, как раньше мог жить без Елены.

– Дату свадьбы определили?

– Нет! Я настоял на том, что определим, когда ты приедешь из командировки. Будешь у меня свидетелем.

– Вот как? Спасибо за оказанную честь.

– А кому же еще быть свидетелем? Не Булыгину же? Кстати, ротный мне шепнул, будто замполита нашего с партийным бюро в штабе дивизии прокинули.

– Да ты что? Кто бы мог подумать?

– Верно! И все же есть справедливость на этой земле. Но кто его обломал? Ведь все уже решено было!

– Тебя это так волнует?

– Да не прочь бы узнать! Булыга ходит по части злой, ни с кем не разговаривает, на Василенко обиду затаил. Только перед комбатом меняется, тянется в струнку, морда козлиная. Но это хорошо, что его прокинули. Еще бы Гломова куда-нибудь перевели, вообще лучше не придумаешь.

Тимохин усмехнулся:

– А тебя на его место?

– Смеешься? Тут роту-то ни хрена не дают, старлея никак не присвоят, а ты – вместо Гломова. Но мне по херу эта карьера. Я и уволиться могу безо всякого сожаления. Главное, у меня теперь Лена есть!

– Лена – это хорошо. Но давай поговорим о другом.