Максим Шахов - Люди-торпеды

В это время из дома послышался голос супруги Президента:

– Мужчины! На улице стало совсем прохладно, так что дачное чаепитие на свежем воздухе отменяется. Перебирайтесь ко мне на веранду, все уже накрыто. Здесь почаевничаем.

– Не будем испытывать терпение хозяйки. А то нам сейчас устроят учения. По правильной организации приема пищи. – И возвращаясь в последний раз к разговору, Президент уточнил: – Ты сам-то веришь в благополучный исход?

Помощник пару секунд помолчал, а потом тихо произнес:

– Они постараются.

Не доезжая нескольких километров до Шираза, междугородный автобус притормозил у перекрестка с большим указателем на двух языках – английском и фарси – и плавно съехал на обочину. Справа от главной трассы, метрах в двухстах-трехстах, за цепью небольших холмов виднелись крыши характерного небесно-голубого цвета. Это был лечебный санаторий-пансионат.

Обе двери автобуса с негромким шипением одновременно открылись, и из первой на землю высадилась в полном составе та экстравагантная группа, которая запомнилась пассажирам еще по инциденту на автовокзале в Джаске. Теперь первым со ступеней спрыгнул молодой мужчина, внимательно огляделся и подал разрешающий знак рукой. Тут же могучая служанка вынесла на руках неподвижную старую даму. Последним сошел сопровождающий англичанин.

В это время из задней двери шофер с добровольными помощниками из числа пассажиров аккуратно выгружали кресло-каталку. Англичанин, разминая затекшие в дороге ноги, прошелся вдоль автобуса и даже попытался снаружи помочь подправить негабаритное «транспортное средство» в нужном направлении, однако был тут же остановлен коротким и резким гортанным приказом молодого горца. Выгружавшие кресло мужчины тут же мгновенно вспомнили взрывной характер предводителя, его вполне реальную возможность молниеносного применения не всегда адекватных мер, и в едином порыве, за секунду преодолев последние сантиметры автобусного салона, аккуратно опустили свою ношу на землю. Едва колеса кресла коснулось дорожного покрытия, как все «грузчики» уже сидели на своих местах, а водитель торопливо закрыл обе двери и запустил двигатель, не став даже дожидаться, пока «больную» разместят в ее персональном самоходном средстве.

Выпустив легкое облачко сизого дыма, автобус резво отъехал от перекрестка, подняв за собой густую завесу из придорожной пыли, мгновенно скрывшую от любопытных глаз только что высадившуюся компанию. Впрочем, в самом автобусе таковых не нашлось ни единой пары.

Поэтому на пустынном в этот вечерний час шоссе никто не заметил неприметный с виду из-за грязно-серой окраски и притушенных фар, но мощный и вместительный, внедорожник с тонированными стеклами, который минуту спустя тихо остановился около «великолепной четверки». В высоко поднятую заднюю дверь обе «женщины» в черных одеяниях слаженно и легко погрузили кресло-каталку и сами устроились внутри на удобных кожаных сиденьях вместе с «англичанином» и «предводителем». Джип, не задерживаясь, вырулил на неприметную грунтовую дорогу, противоположную той, что вела к пансионату, и направился в сторону Шираза по объездным тропам, минуя дополнительный полицейский кордон.

Вадим и Анатолий громко переводили дыхание, стянув с голов черные клобуки.

– Фу-у-у...Ну, Гюлька, я тебе этого по гроб жизни не прощу!

Голос девушки был мелодичен и подчеркнуто любезен, и она, в отличие от обоих мужчин, вовсе не спешила расставаться с так подходящим ее стройной подтянутой фигуре мужским одеянием:

– Вадичка, да за что же меня так?

– Ага, ведьма! Опять прикидывается. А чья это была великолепная идея вырядить нас в эти черные саркофаги и еще на башку непроницаемый космонавтский шлем пристроить?

– Миленький! Кто же виноват, что твой гордый и мужественный профиль никак нельзя было демонстрировать широкой публике. А генетическая невосприимчивость к восточным языкам вынуждала закрыть тебе и рот.

– А я, может, тоже, как Севка, хотел англичанином быть.

– Увы, родной, эта проклятая генетическая невосприимчивость распространяется у тебя и на все другие иностранные языки. Конечно Севочка – отнюдь не Шекспир и не Черчилль, и вряд ли его сумел бы понять даже рядовой англичанин, зато он не брякнет «бонжур» вместо «гуд монинг» и не завопит неожиданно «ахтунг», а то еще и «банзай». Ты вот даже не понял, что он втолковывал на автовокзале толстому копу-сержанту, – при этих словах девушки Сева покраснел и опустил голову, – а наш юный лорд Байрон беззастенчиво втюхивал этому черноусому деревенскому пасынку иранских гор урок из вузовского учебника «аглицкого» языка еще советских времен под названием: «Природные обитатели и полезные ископаемые Британских островов».