Дмитрий Ребров - Семь пятниц

Отыграться удалось на Пятнице. Она вышла из леса как раз в тот момент, когда Понедельника, уже упакованного в наручники, угрюмые гренадеры Кондратьича волокли к милицейскому катеру.

Увидев своего обожаемого Сереженьку в лапах судостроевских копов, журналистка обрушилась на них с безумной яростью раненой тигрицы. Она коршуном налетала на опешивших от такого натиска стражей порядка, исступленно колотила своими крохотными кулачками по их могучим серым спинам и сотрясала воздух дикими нечленораздельными воплями! Зрелище было просто выдающееся, похлеще испанской корриды!

Кое-как ее удалось оттащить от арестованного, и тогда Пятница напустилась на бедного Охримчука. Начав с гневных проклятий и угроз, она перешла к сбивчивым и путаным объяснениям всего, что произошло на острове. При этом она поминутно называла себя «главным свидетелем» и с безумной горячностью настаивала на полной невиновности Чернобривцева.

Потом, как водится, были слезы – обильные, жгучие, безутешные слезы бессилия. Она истерично рыдала, не слушая ни снизошедшего до объяснений судостроевского шерифа, ни пытавшуюся успокоить ее Стрельникову.

Весь этот спектакль снимался с трех камер, и Наговицын внутренне ликовал, предвкушая появление столь удачных кадров в своей передаче.

Отбившись от разъяренной журналистки, часть милиционеров спешно утащила Понедельника на катер и тут же отвалила от Чернеца. Их оставшиеся на острове коллеги во главе с пунцовым от злости Охримчуком отправились на поиски тела Лисовца. За ними, а также за телевизионщиками и игроками обещали прислать из Судостроя баркас.

Постепенно стали собираться игроки, вызванные к месту высадки съемочной группы сигнальной ракетой. Наговицыну от нечего делать пришло в голову сделать с ними коротенькие интервью, заснять их самые первые впечатления от случившегося.

– Нечего его вообще было брать в игру! – громогласно возмущался Суббота. – Он же из военных, из Чечни! У них же там у всех крыши съезжают! Им, отморозкам, что курице шею свернуть, что человеку – один хрен!

– Лисовца заказали, в этом не может быть никаких сомнений! А Понедельник этот – обычный наемный киллер. А Лисовца все равно убрали бы, не здесь – так в Москве. Раз заказали, тут уж… – глубоко мысленно рассуждал Среда.

Олег отметил про себя, что в словах и того и другого не было и тени сострадания к покойным. И только Четверга новость о двойном убийстве, кажется, огорчила всерьез. А узнав, что один из убитых – Лисовец, он и вовсе настолько расстроился, что наотрез отказался от интервью.

– Ты что нос-то повесил, старичок? – подошел к нему банкир Среда. – Из-за Лисовца, что ли? Ты что, был с ним знаком?

Четверг грустно покачал головой:

– Нет, как раз здесь и хотел познакомиться… Понимаешь, есть у меня один проект – обещает колоссальную отдачу. Но нужны инвестиции – чуть больше миллиона «зеленых», вот я и хотел предложить Валерию Валентиновичу…

– Ну-ка, ну-ка, а если поподробней? Что за проект, в какой сфере, где? – банкир подхватил Четверга под локоток и потащил вдоль береговой кромки. Тот принялся с жаром рассказывать о своих планах крайне заинтересовавшемуся ими Среде.

Наговицын проводил их долгим взглядом. Эти двое были настолько увлечены новым и перспективным делом, что, похоже, тут же напрочь забыли о двух жутких убийствах, случившихся на острове. Олег повернулся к Субботе – тот, безмятежно посапывая, дремал, развалившись на поросшем мягкой травкой склоне. Операторы, уложив аппаратуру в кофры, уселись в кружок. Откуда-то появились бутылки с пивом, и вот уже завязался живой разговор, а следом послышались вспышки смеха – с каждым разом все громче и равнодушнее…

По сути, никому не было совершенно никакого дела ни до убитых, ни до убийцы.

И только один человек – журналистка Саша Покровская, бедная, несчастная Пятница – до сих пор всхлипывала на мокром от ее слез плече терпеливой Лены Стрельниковой.

Любая громкая и запутанная история имеет свои последствия. Были они, разумеется, и у этой.

Первым в череде событий, случившихся вслед за драмой на Чернеце, стал уход из телекомпании Лены Стрельниковой. Сразу по возвращении съемочной группы в Москву между ней и Наговицыным состоялся крупный разговор. Он проходил без свидетелей в новом кабинете Олега Васильевича, и содержание его для всех в редакции так и осталось тайной. Известно только, что длился он больше получаса и закончился тем, что из дверей кабинета, пряча глаза, выскочила совершенно заплаканная Лена и тут же заперлась в дамской комнате. Еще через четверть часа она с каменным лицом прошла к руководству редакции и оставила заявление об уходе. Больше в Останкине ее не видели; говорили, что Стрельникову вскоре охотно взяли директором редакции развлекательных программ на один из дециметровых телеканалов.