Виктор Смирнов - Ночной мотоциклист. Сети на ловца. Тринадцатый рейс

— Не будем терять времени, пока светло, — сказал Павел и первым выпрыгнул на траву. За ним, кряхтя, полез доктор с саквояжем.

После темного и душного «газика» вечер казался удивительно ярким и красочным. Над головой светились осенние легкие облака, недвижные, как бы приклеенные к высокому небу.

Машина стояла на опушке лиственничного леса, справа расстилался луг, покрытый сыпью кочек, а прямо меж деревьев виднелся рубленый дом с мезонином, обнесенный высоким забором. У калитки на лавочке сидел человек в милицейской фуражке и читал газету.

Метрах в двухстах от дома с мезонином на лесном берегу я увидел еще несколько дач. Они казались вымершими, оставленными людьми — да так оно, наверно, и было, потому что с началом учебного года большинство дачников перебралось в город.

Все было наполнено особой осенней тишиной и спокойствием. У меня появилось ощущение, что доктор вот–вот должен раскрыть свой саквояж, достать пару ракеток для бадминтона, волан и, ко всеобщему удовольствию, объявить, что розыгрыш, хотя и удачный, не может длиться слишком долго.

Но нет — у дачной калитки дежурил милиционер.

— Ну, что же ты отстаешь? — крикнул Павел с нетерпением.

«Вольно же вашему брату глазеть на все со стороны, — расслышал я в его голосе. — Но коль уж ввязался, подчиняйся дисциплине» Время неспешных бесед кончилось, мы вступали в полосу действия.

Павел открыл калитку, и навстречу нам, осторожно ступая по траве, чтобы не затоптать следы на песчаной дорожке, вышел участковый, пожилой человек с усталым, слегка оплывшим лицом. Рядом с ним Павел казался совсем мальчишкой.

— Все оставлено на месте? — спросил Павел.

— Все как положено. Был здешний доктор, констатировал смерть.

— Кто обнаружил труп?

— Почтальон, — участковый заглянул в блокнотик. — Савицкий Петр Васильевич. Он ожидает возле дома. Понятые тоже здесь. В общем все как надо…

Он указал на дачу. Мол, мы свое дело сделали, теперь ваша очередь потрудиться. Да, для приехавших в «газике» людей это была работа. Лейтенант Сковороденко оглядел калитку, а эксперт, нахмурившись, приготовил инструменты и фотоаппарат.

— До этого калитка была заперта? — спросил Сковороденко.

— Наверно, — ответил участковый. — Но что стоило открыть этому «спецу»? Если б здесь висел добрый замок, может, и не полез бы: забор вон какой!

Я почтительно оглядел высоченную ограду. Острия стесанных досок выглядели грозным предупреждением. Я подумал, что человек, который выстроил такое «острожное» укрепление вокруг дома, наверно, должен был держать еще и пса. Мне уже приходилось сталкиваться с любителями высоких заборов: это племя отличалось редким психологическим однообразием.

— А где собака? — спросил Павел, рассматривая дорожку.

— Там, за крыльцом, в кустах боярки, — сказал участковый. — Отсюда не видно… Этот Воробьев, видать, оттащил ее подальше. Парень не промах: укокошить такого пса! Лютый был зверь, кидался, как тигр…

Очевидно, Павел тем же умозрительным путем, что и я, пришел к мысли о собаке, потому что дорожка ничего не могла подсказать ему, никаких отпечатков лап на ней не было, зато песок сохранил иные следы. Даже дилетант мог с полной уверенностью сказать, что на участок входило трое и среди них женщина.

Эксперт остановился, чтобы сфотографировать отпечатки и снять слепки. Сковороденко помогал ему. Он не терял своей украинской невозмутимости.

— Рифленая подошва — у почтальона, — пояснил участковый.

— А что за женщина?

— Не знаю. Она дошла до середины дорожки и повернула назад.

Я был рад этой минутной задержке у калитки, потому что, откровенно говоря, побаивался ступить на порог дачи, где ожидало меня непонятное и страшное. Но Павел решительно направился к дому, намереваясь начать расследование с главного.

Желтая песчаная дорожка, которую мы старательно обошли, вела к высокому крыльцу. Дом, рубленный из толстых лиственничных бревен, казался запущенным, кое–где сруб порос зелеными пятнами мха, на крыше рыжими лужицами лежала ржавчина. На участке росло несколько сосен, но большая часть земли была занята под яблони, тощие карликовые яблони, которые мужественно превозмогали сибирские холода. К нему с торцовой глухой стороны был пристроен приземистый гараж, оттуда долетал запах бензина.

Вид участка и дома наводил на мысль о холостяцком образе жизни хозяина.

Эксперт стал осматривать замки на входной двери, а мы осторожно вошли в дом. Повинуясь безотчетному тревожному чувству — так манит и пугает пропасть, — я приоткрыл дверь, ведущую в кухню, словно бы зная, что именно там произошло несчастье.