Александр Щелоков - Вкус смерти

— Верьте вы ему больше, — обиженно сказал Шарков.

— Товарищ майор, — извиняющимся тоном произнес Чумак. — Не обращайте внимания. У нас всегда тот прав, у кого больше прав. А с дачей у меня в самом деле труба. Колорадский жук заедает, собирать надо.

— Костя, выручай, — оставляя шутки, сказал Прасол, — мне нужно «уаз» усилить броней.

— Зачем? Возьми БТР или БМД и шуруй.

— Ха! Спасибо за совет. Но у меня клиент капризный. БТР ему на дух не нужен, подавай «уазик».

— Сколько дашь времени?

— Ты меня знаешь, я щедрый. Нужно было еще вчера.

— Десять дней хочешь?

— Самое большое — завтра.

— Слушай, дорогой Ильич, я не Фигаро.

— Значит, договорились: два дня. Бери машину, кати в Смоленск. Дверцы и задний борт надо усилить броневым листом.

— Движок такую тяжесть не поволочет.

— Поставь другой.

— От СУ-29?

— Все, больше не проси: три дня.

Шарков, наблюдавший за этой пикировкой, понял: два человека, беседовавшие в легком стиле, понимали друг друга с полуслова и по-мужски уважали один другого.

В двадцать два десять в дверь квартиры прапорщика Липкина позвонили.

— Кто? — спросила осторожная хозяйка квартиры Наталья Петровна.

— Сосед. Корнеев. Мне бы плоскогубцы.

Дверь открылась, и сразу в нее, мощно сдвинув с дороги хозяйку, вошли четверо. За ними — понятые, соседи Липкина прапорщики Корнеев и Пышкин.

Хозяин сидел на кухне в майке, синих спортивных штанах и тапочках на босу ногу. Он пил чай. На столе стоял самовар, на блюде лежала горка пирожков с яблоками.

— Вы арестованы, Яков Михайлович, — сказал Шарков и положил на стол бумагу. — Вот постановление, подписанное прокурором. Прошу добровольно до начала обыска выдать незаконно хранимое оружие, боеприпасы, средства конспиративной связи…

— Яша, — губы у хозяйки дома тряслись. — Что ты наделал?

— Прошу вас сесть, прапорщик Липкина. Начинайте обыск, — приказал Шарков.

Час спустя в дровяном сарайчике рядом с гаражом, где стоял «запорожец» Липкина, были обнаружены два пистолета Макарова в смазке, полторы тысячи патронов в упаковках и телефон, искусно подключенный к свободной паре проводов в распределительной коробке городской связи.

Чумак знакомил офицеров группы Прасола с новым оружием, которое он привез с собой.

— Это, — Чумак поднял в руке аккуратный тупорылый автомат, короткий и, несмотря на свою миниатюрность, массивный с виду, — малогабаритный автомат МА. Николай Ильич, — кивок в сторону Прасола, — у нас любитель музыки и называет его мандолиной. У такого музыкального инструмента калибр девять. Масса — два кило. Длина — тридцать восемь сантиметров. Это позволяет укрыть оружие под любой одеждой. На двести метров мандолина гарантирует стопроцентное пробивание бронежилетов, в которые заложены титановые пластины и тридцать слоев кевлара…

Человек, постоянно имеющий дело с оружием, перестает думать о его роковом предназначении и, встречаясь с новыми образцами, в первую очередь оценивает их изящество, оригинальность конструкторских и технологических решений. Его не пугает, а восхищает поражающая сила оружия, и чем она больше, тем сильней восхищение.

— Это, — Чумак демонстрировал второй образец, — бесшумный автомат «Вал». Конструкция оружейника Дерягина. Гордость нашего арсенала. Калибр — девять. Вес — два шестьсот. Патрон конструкции Фролова…

— Не в этом главное, — прервал инструктора Прасол. — Важнее для нас то, что оружие подготовил к бою и зарядил Сергей Петрович Чумак. Заряжено Чумаком — это знак высшей пробы…

И тут случилось неожиданное: Чумак вдруг взорвался. Лицо его покраснело, и даже уши набрякли свекольным соком. Срывающимся голосом он стал выкрикивать:

— Прасол, оставишь ты… твои шуточки… мне они знаешь где?.. Ты хоть думаешь?.. Понимаешь?..

Все удивленно застыли. Пытаясь успокоить Чумака, Шарков сказал:

— Простите, Сергей Петрович, но мне кажется, ничего обидного…

— Если кажется — перекреститесь. А мне эти шуточки…

— Сергей Петрович, — вмешался в разговор Тесля, — в словах «заряжено Чумаком»…

— Что в этих словах?! Что?! В них подтекст, и какой! Когда говорят: «Заряжено Чумаком», имеют в виду Алана. Хотите верьте в его силу, хотите — нет, но он все — и газеты, и воду старается зарядить на добро. Добро — это счастье, вкус жизни. То, что заряжено мной, несет вкус смерти…

— Сергей Петрович, — снова попытался успокоить его Шарков, — рано или поздно каждый из нас познает вкус смерти. Даже те, для кого воду заряжал Алан Чумак.