Евгений Сухов - Убить Петра Великого

Махнув рукой, государь изрек:

— Придумаем что-нибудь. Еще чего?

Петр Алексеевич вновь зашагал, и половицы под его размеренными шагами тонко и торжествующе поскрипывали.

— В двенадцать часов у вас встреча с прусскими купцами.

— Сколько их?

— Полсотни наберется.

— Чего им надобно от Петра Михайлова?

— Петр Алексеевич, им раньше других ведомо, что ты царь. И вот хотят просить тебя беспошлинно торговать с Россией.

Отмахнувшись, Петр Алексеевич произнес:

— Ишь чего удумали! Гони их к лешему! Все дармовщиной хотят полакомиться, а казне от того убыток, а потом, бомбардиру Михайлову такие вопросы не решать. Чего там далее?

— Вчера стольника Ермолая Васильчикова задержала городская стража.

— За что?

— Пьян был, к девкам приставал.

— Как узнали?

— Он не один был, а с двумя товарищами. Вот те убежали, а он не сумел, уж больно хмельной был.

— Ну и дурень! Пускай посидит, авось поумнеет. Подержат, да и отпустят, не велик грех. Если каждого мужика задерживать за то, что бабам под юбку посмотрел, так все темницы переполнены будут. Что еще?

— Ночью драка в таверне случилась. Наша челядь с голландскими моряками подралась.

— И кто кого? — поинтересовался государь.

— Наша челядь голландских моряков побила. Тех числом поболее было. Но ничего, устояли. Да и как не устоять, если с ними Игнат с Поварской слободы! А он в кулачном бою силен!

— Выпороть бы их надо за своеволие, — призадумался государь. — Значит, ты говоришь, голландцев поболее было?

— Да раза в два, — охотно подхватил Макаров.

— Дашь им полсотни талеров, пусть раны свои залечат. Далее чего?

— Получено письмо от саксонского курфюрста.

— Когда? — встрепенулся Петр Алексеевич.

— Два часа назад.

— Почему раньше не передал?

— Уж больно крепко спал ты, Петр Алексеевич. Курьер постоял под дверями да и мне письмо оставил.

— А на словах что сказал?

— На словах велел передать, что благодарит тебя за помощь, клянется в вечной дружбе. Неделю назад курфюрст прибыл в сопровождении саксонского отряда в Польшу, — живо отвечал секретарь, протянув Петру Алексеевичу туго перетянутую грамоту, скрепленную сургучной печатью. — И уже принял католичество и короновался в польские короли под именем Августа Второго.

Заложив руки за спину, Петр Алексеевич зашагал вновь. Походка у него была стремительной. Каждый раз Макарову казалось, что государь не рассчитает расстояния и ударится головой в стену. Но царь неизменно резко разворачивался и столь же стремительно направлялся в противоположную сторону.

Знай о подобной привычке Петра Алексеевича Фридрих Третий, приготовил бы для него помещение попросторнее.

— Как там Луиза, разыскали?

Петр Алексеевич остановился напротив секретаря, сверля его колючим взглядом. Под пристальным взором государя секретарь, и без того небольшого росточка, казалось, усох еще больше. Следовало не разочаровать царя и подобрать подходящие слова, чтобы не накликать на себя беспричинный гнев. По тому, с каким вниманием ждал ответа Петр, можно было подумать, что внешняя политика его интересует куда меньше, чем исчезнувшая женщина. Оставалось только гадать, что же заставляет сходить с ума российского государя. Не ошибиться бы…

Макаров невольно покосился на дубинку, стоявшую в самом углу комнаты. Заслуженное оружие — не один боярский лоб ею разбит. А сейчас будто в наказание за какую-то шалость стоит в самом углу комнаты и выглядит вполне мирно.

Не прогневался бы царь на правду. Вздохнув глубоко, Макаров отвечал, припустив в голос скорбь:

— Здесь она, бомбардир. Вот только теперича не Луиза, а графиня Литке. Поговаривают, что была полюбовницей самого шведского короля.

— Где она сейчас?

— Не ведаю…

— Отыщи ее!

— Сделаю все возможное!

Пожар, случившийся несколько месяцев назад в королевском дворце, практически полностью его уничтожил, оставив только северную часть, совершенно непригодную для жилья. У Карла XII под Стокгольмом оставалось еще десятка полтора резиденций, где он мог ждать восстановления дворца, пользуясь при этом всеми благами цивилизации. Однако король предпочел переехать в отдаленный замок Олавинлинна, расположенный на скалистом острове между озерами Хаапавеси и Пихлаявеси. Впрочем, в этом тоже не было ничего удивительного. Король считал себя прямым наследником шведских рыцарей, а потому большую часть времени проводил в средневековых замках.