Александр Щелоков - Ночь вампиров

— Погоди, вот так… — лихорадочно шептала она, уверенной рукой помогая действию. И вдруг заголосила громко, страдальчески: «О-о-у-у…» — и забилась лихорадочно, как бьются больные, впадая в приступ эпилепсии.

Потом они лежали на топчане, оглушенные, обессиленные, медленно возвращаясь к нормальному мироощущению.

— Ты психическая? — спросил Елизаров, облизывая с укушенной губы солоноватую кровь.

— Просто я ужас какая страстница, — сказала Веруньша и засмеялась довольно. — Ты тоже озорной. Мне подходишь…

Она встала, поправила прическу и только потом надела юбку. Взяла из таза яблоко, с хрустом надкусила и блаженно зажмурилась.

— Кто вкуснее, я или Ромка?

— Ты-ы, — сказал он, понимая, какой она ждет ответ. — Конечно, ты.

— То-то. Вот и брось ее…

— А Лыткин? — спросил он лениво. — Куда ты прапора денешь?

— А ну его, слюнявого. Тыр-пыр — и дух вон.

— Что ж ты его сразу не бросила?

— Попробуй, брось, — сказала Веруньша простодушно. — Ты что, Клыка не знаешь? Он приказал завлечь, и вот… А ты мне нравишься просто так, по любви. С первой встречи. Брось ты эту дуру, пока она тебя не продала…

Сказала и испуганно прихлопнула рот ладонью.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Елизаров встревоженно.

— А ничего, — Веруньша явно замкнулась.

— И все же? Между нами…

— Ты спроси о ней у Топорка. Вроде случайно…

Елизаров так и поступил, когда они вернулись в дом.

— А что, Ромка сегодня не появлялась?

— Ожидал приглашения на проводы? — поинтересовался Топорок.

— Какие проводы? — удивился сержант.

— Уезжает твоя Ромка.

— Куда?!

— Угадай кроссворд. Первая часть слова — буква русского алфавита, вторая — часть тела еврейской женщины. В целом — город на Волге.

— Причем тут еврейская женщина? — разозлился Елизаров. — Не знаю. Я не отгадчик.

— Че — бок Сары, — сказал негромко Клыков. Он вошел в комнату босиком, в одних брюках, без рубашки и майки. Сел на диван, стал стричь ногти на ногах. — Чебоксары. Клевая загадка, верно?

— Чего ей там надо? — спросил Елизаров.

— Жених у нее там. Под венец прицелилась.

— Су-у-ка-а! — выругался Елизаров. — Ну, сука!

— Я думал, ты знаешь, — пожал плечами Топорок. — Если нет, действительно сука.

— Убью! — Елизаров стукнул кулаком по столу.

— Это не причина, чтобы убивать, — сказал Клыков. — Баба с возу — мужику облегчение. Уедет — Веруньшу потискаешь. Она по тебе млеет, и телом помягче Ромки. Но вот то, что Ромка может завалить все наше дело, это серьезно. За такое…

Клыков громко пощелкал ножницами, как парикмахер над головой клиента.

— Чик-чик, — ухмыльнулся Топорок. — Тут уж, Елизар, тебе не открутиться. Твоя баба — тебе ее мокрым узлом вязать. А я свои бабки из-за такой сучки терять не согласен.

— Где ж мне ее искать? — спросил Елизаров озабоченно: над гонораром, маячившим в отдалении, нависала угроза.

— Послезавтра едем на озеро, — сказал Клыков. — Закатим небольшой пикничок. Там на месте все и порешим…

Последнее слово прозвучало, как приговор.

На озеро Самородное приехали на трех машинах. Голубая даль открывалась перед ними во всей первозданной красе. Вода играла бирюзой там, где ее освещало солнце, и казалась черной под тенями леса, стоявшего густой стеной по берегу. На гладкой поверхности — ни одной морщины, словно по ней прошлись утюгом, в ней отражалось небо, плывшие по нему белые облака.

Выбрали удобное место — метрах в двадцати от берега — и разложили брезент, на него выгрузили припасы. Зотов и Топорок отправились собирать хворост для костра. Клыков подозвал Елизарова, сказал ему, щеря зубы в улыбке:

— Уведи Ромку подальше. Сделаешь — вернешься. Зотов и Топорок все уберут. Они умеют…

— Я сам, — сказал Елизаров упрямо. — Сам!

— Опять споришь? — спросил Клыков. — Когда научишься слушать? В этом деле мы все повязаны, и работать надо вместе. Понял, дура?

— Понял, — сказал Елизаров. До него наконец дошло, что круговую поруку Клык вяжет мокрым делом.

Ромка стояла неподалеку, не скрывая нетерпения. Щеки розовели нервным румянцем, глаза лихорадочно поблескивали.

— Пойдем? — спросил Елизаров.

— Наконец догадался, — упрекнула она и протянула ему трепетную руку.

Они пошли вдоль берега, направляясь к двум плакучим ивам, видневшимся в отдалении. Плотный песок приятно поскрипывал под босыми ногами. Ромка вдруг вырвала у Елизарова руку, крикнула: «Догони!» и припустилась бегом. Елизаров словно не слышал — он даже не ускорил шага. Когда он подошел к деревьям, Ромка уже успела раздеться. Она стояла нагая, бесстыжая, запрокинув голову и подняв руки, наслаждалась горячим солнцем. Грудь ее, крупная, тяжелая, светилась матовой белизной, тогда как все тело отливало бронзовым загаром.