Александр Мазин - Я – инквизитор

«Нет, он не голубой!» — решил Ласковин.

Под тонкими чертами лица, под женственно-мягкой улыбкой чувствовалась настоящая мужская твердость.

«Этот человек может быть опасен!» — подсказал ласковинский инстинкт воина.

«Чепуха, — отмахнулся он. — Мы — в разных категориях!»

Впрочем, ссориться с Сигизмундом ему не хотелось. Обижать хозяина квартиры казалось ему глупым, грубым и бестактным. Невольно Андрей оглянулся на отца Егория.

Тот стоял, вернее, возвышался, позади Сигизмунда. И выглядел в сравнении с ним сущим неандертальцем. Огромная косматая горилла, поблескивающая глазками из-под щетинистых надбровий.

«Что за идиотские сравнения!» — опомнился Андрей.

— Можно спросить, чем вы занимаетесь? — поинтересовался он. — Вы музыкант?

— Только как любитель. Я — художник.

«Так я и думал», — сказал себе Ласковин. И указав на сделанный пером рисунок в деревянной рамке, украшавший стену над полкой с компакт-дисками:

— Это — ваше?

— Ну что вы! — отмахнулся Сигизмунд. — Если бы это было моим, я чувствовал бы себя гением. Это Гойя. Не подлинник, разумеется, копия. Но очень хорошая копия. Ей уже почти полтораста лет. Так что и ее можно считать своего рода оригиналом.

— Было бы интересно взглянуть на ваши работы, — сказал Андрей. — Что может писать столь утонченный человек?

— Не обольщайтесь, — ответил Сигизмунд. — Я не более чем способный рисовальщик. Меня покупают на аукционах, потому что некая галерея в Голландии удосужилась сделать мне небольшое имя. Знаете, реклама в журналах, альбом… Но сам-то я знаю, — Сигизмунд похлопал Ласковина по руке, — чего стою. Нет у меня в доме моих картин. Зато есть несколько не моих. Настоящие шедевры. Я покажу их вам чуть позже. Все-таки мне хотелось бы поставить какую-нибудь музыку. Может быть, ваш сумрачный друг выберет по своему вкусу? — Он повернулся в кресле, обратившись к отцу Егорию: — Игорь Саввич, если вас не затруднит, подыщите то, что вам по вкусу?

— То, что мне по вкусу, придется не по вкусу тебе, тварь! — жестко произнес отец Егорий, сжав кулаки. Андрей даже вздрогнул от неожиданности.

— Сатаническое отродье! — прорычал иеромонах, шагнув вперед. Казалось, он сейчас ударит сидящего перед ним маленького, хрупкого Сигизмунда.

— Андрей! — Сигизмунд повернулся к Андрею в поисках защиты. — Что происходит, Андрей?

Губы его дрожали. Беспомощный мягкий интеллигент перед разъяренным варваром.

— Андрей!

Ласковин вскочил на ноги. Он был готов броситься между отцом Егорием и человеком, который вот-вот мог стать его невинной жертвой. Но, отведя взгляд от лица Сигизмунда и встретившись глазами со своим духовным наставником, заколебался.

— Раздави тварь! — жестким, холодным, «чужим» голосом приказал Игорь Саввич. — Не человек это! Убей его!

— Вы с ума сошли! — прошептал Сигизмунд, вжимаясь в кресло. — Вы ненормальный!

— Убей! — закричал отец Егорий и ринулся на Сигизмунда.

Андрей, решившись, загородил ему путь.

— Погодите! — воскликнул он. — Нельзя же так!

Отец Егорий заскрипел зубами. Он готов был смести Ласковина с дороги, но понимал, что это не удастся. И отступил.

Андрей повернулся к Сигизмунду.

— Не бойтесь, — произнес он. — Ничего страшного.

— Спасибо, спасибо вам, — прошептал Сигизмунд, хватая Ласковина за руку. — Спасибо!

«Черт! — Андрей с трудом удержался, чтобы не вырвать ладонь из этих прохладных пальцев. — Черт!» Отец Егорий был не так уж неправ! Этот человек выглядел испуганным, нет, охваченным ужасом: расширенные зрачки, дрожащие губы, испарина на лбу… и совершенно сухие ладони.

«Черт!»

Полсекунды потребовалось Ласковину, чтобы осмыслить происходящее. И, вероятно, столько же — Сигизмунду, чтобы понять: Андрей заподозрил неладное.

Если бы сейчас хозяин квартиры заговорил, может быть, ему и удалось бы рассеять сомнения Ласковина. Но Сигизмунд не стал экспериментировать.

Ласковин не успел вырвать руку. Тонкие пальцы сжали его кисть с нечеловеческой силой. Правая рука того, кого отец Егорий назвал «тварью», описала в воздухе круг, и три острых блестящих когтя выскользнули из сжатого кулака. Три десятисантиметровой длины лезвия. Взмах — и когти вспороли кожаную куртку Ласковина, как бритва — бумагу. Андрей попытался поворотом высвободить руку, но тщетно. Такой же неудачей окончилась попытка выдернуть легкого с виду Сигизмунда из кресла. На деле он оказался далеко не легким. Ласковин чудом уклонился от лезвий, свистнувших на уровне его живота.