Александр Мазин - Я – инквизитор

— Нужно мне и внешнее дело иметь, — сказал Игорь Саввич. — Общину, допустим, вроде той, что дома у меня. Благотворительность тоже.

— Это неглупо, — согласился отец Серафим. — Но вот средства…

— То мое дело, — отрезал Игорь Саввич. — Если приеду, старосту своего возьму. Он уж давно жалуется, что в провинции тесно. А это такой человек, что деньги сами к нему идут. И честные деньги, что важно! А сам, хоть и торгует, о душе печется и Бога любит! — Сказано было с воодушевлением. Близок был отцу Егорию его староста.

— Бери, конечно, — охотно согласился отец Серафим. — Такие люди ныне дорогого стоят. Это ведь кому дары освящать, а кому и десятину платить. Эх! — проговорил, потирая руки, — жаль, день постный, а то бы водочки за доброе дело! Ох и важное дело начинаем, брат Егорий! — Он приобнял гостя за плечи.

— Душа от такого дела болит, — честно сказал Игорь Саввич.

— Болит, — согласился отец Серафим. — А ведь нельзя иначе!

Вернулась Мария Глебовна, принесла, покряхтывая, электрический самовар. Затем принялась выставлять на стол чашки, варенья, пирожки. Мимоходом, наклонясь к мужу, спросила:

— Поговорили?

— Да, — чуть слышно ответил тот.

— Умница!

И принялась разливать чай.

— Завтра чем заниматься намерен? — спросил хозяин.

— Да вот в собор схожу, проповедь твою послушаю, — улыбнулся отец Егорий. — А там… поброжу… по камешкам знакомым, поздороваюсь.

— Могу машину дать, хочешь?

— Да нет, я уж лучше пешочком. Хорошее у тебя варенье, Марья Глебовна! Черничку сама собирала?

— Где там! — махнула рукой хозяйка. — На рынке.

— Более ни с кем меня знакомить не будешь? — спросил Игорь Саввич.

— Нет. Всё — со мной. А иные… тебя знают. — Отец Серафим улыбнулся тонко.

— Конспирация?

— Полная! — подтвердил хозяин и добавил: — Легко с тобой, брат Егорий. И трудно. Твердый ты человек!

— «Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится», — ответил отец Егорий. — А все же страшное дело: кровью за кровь брать!

— Ныне не шестнадцатый век, — возразил отец Серафим. — Да и мы… иные.

— Думаешь? — прищурился отец Егорий. Его собеседник промолчал.

— Ладно. — Игорь Саввич прихлопнул по столу большой ладонью: — Все уж сказано. Спасибо, матушка, сыт!

— На доброе здоровье, отец Егорий! Да вы бы шли почивать, я вам уж и постель постелила.

— Верно, Игорь, — поддержал отец Серафим, — шел бы ты спать, лица на тебе нет.

— Пожалуй, да, — тихо сказал отец Егорий. — Устал. Ну ладно, помолимся — и ко сну. — И, немного помолчав: — А тебе — спасибо. За доверие.

— Тебе спасибо, — улыбнулся отец Серафим. — Отказался бы — уж и не знаю, что делать тогда!

— Потому и не отказался. Ну давай: «Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия…»

Отец Егорий заглянул в печь и подбросил туда еще пару полешек. Спать он не собирался, значит, ни к чему ждать, пока прогорят. Ему захотелось есть. А потом — курить. Он даже ощутил, как удобно лежит в руке вересковая трубочка, услыхал звук втягиваемого чрез нее дыма. Игорь Саввич даже головой мотнул, чтобы отогнать наваждение. Десяток с лишком лет как оставил он зелье: только строгий к себе может быть строг к другим, меньшим.

«Который теперь час?» — подумал он. Часы были в кармане пальто, пальто — в сенях. В сени же идти не хотелось. Не потому что там холодно.

К стыду своему отец Егорий понял: боязно.

После проветривания на кухне стало свежо. Отец Егорий подвинулся ближе к печке и вновь глянул на открытые страницы. И опять не смог читать: глаза бегали по одной фразе, никак не зацепляясь за смысл.

Никогда и никого не боялся Игорь Саввич Потмаков. Не потому, что сызмальства был крупнее и сильнее сверстников, не потому, что родители, люди известные и весомые в обществе, оберегали, как могли, единственного сына… Всю жизнь, без малого пять десятков лет, чувствовал над собой Игорь Саввич мощную и добрую руку. Какое бы дело он ни затеял, рука эта расчищала путь, надежно укрывала с тыла. Имя этой руки было Бог. Потому шел Игорь Саввич по лезвию ножа уверенней, чем иные — по бетонному мосту: знал, куда ступать. Ныне ж ощутил он вдруг, что один. И беззащитна сейчас его спина. Ощутил и содрогнулся.

Тогда, летом, приняв предложение Серафима, он сделал свой, свой выбор. Было ли это ошибкой? Или настало время зрелости? Страшно стало отцу Егорию, но осознав, отчего ему страшно, он почувствовал облегчение. И даже улыбнулся, раздвинув густые усы. А улыбнувшись, встал. И обошел весь дом, снизу доверху, зажигая повсюду свет. И пусто было в доме: ни бесов, ни воров, ни призраков. Пусто!