Александр Мазин - Я – инквизитор

Андрей дернул еще раз, услышал треск ткани… и увидел, что в руках у человека в черном ничего нет. А мигом позже, когда огромный мужчина уже был совсем рядом, Ласковин углядел у него на груди, в распахе пальто, большой, отливающий серебром крест.

Двое мужчин остановились у забора из ржавой металлической сетки.

— Хорош домик! — прогудел один, высокий, широкий в плечах, чернобородый, в круглой каракулевой шапке. И, хрупая сапожищами по свежему снегу, пошел к калитке.

Второй, пониже ростом, потолще, в полушубке белом, в барсучьей с хвостом шапке, обогнал первого, распахнул железную дверь с провисшей ниткой колючей проволоки поверху.

— Пожалуйте, батюшка!

Первый кивнул величественно и, подбрасывая коленями полы длинного старомодного пальто, направился к дому. Но не дошел. Остановился метрах в семи от четырехступенчатого, под навесом (снег сверху — как белая разбухшая подушка), крыльца, благосклонно оглядел строение.

Дом и впрямь был хорош. Двухэтажный, выкрашенный любовно в три цвета: голубой, белый и желтый, с резными наличниками. На двускатной крыше — шестиугольная башенка с флюгером, труба с железной «шапочкой» — от снега.

Толстяк в полушубке, топая след в след по дорожке, круглобокой впадине между сугробов, подоспел, встал рядом с высоким, потер варежкой нос.

— Почем просят, Степаныч? — спросил первый хорошо поставленным гулким басом.

— Двести пятьдесят тысяч, батюшка! — Щеки у толстяка уже раскраснелись, но полушубок на груди был не запахнут, выдавая привычного к морозу человека.

— Долларов?

— Рубликов, отец Егорий! — Степаныч хихикнул от удовольствия, даже прижмурился. — Деревянненьких!

— Это как? — Высокий глянул сверху, строго. — Не много?

— Это батюшка, бесценок! Десятая часть от настоящей цены!

— Шутишь?

— Как можно, отец Егорий! — И снова хихикнул.

Высокий повел цепким взглядом по торчащим из сугробов яблоням. С трех сторон, вдоль забора, тесным строем стояли молодые темно-зеленые сосны. За соснами, дальше, поднимались скучные грязно-белые кирпичи двенадцатиэтажек. С третьей стороны — занесенный снегом пустырь.

«По какой же причине уцелел сей сказочный домик в пучине спального района?» — подумал отец Егорий, стиснув в кулаке черную с проседью бороду. А вслух спросил.

— Участок, поди, соток тридцать?

— Тридцать семь, батюшка! — Толстяк в полушубке так и лучился от удовольствия.

Фукнул ветер, и флюгер над башенкой — жестяной чертик, показывающий нос, — развернулся навстречь.

Высокий глянул на чертика сердито из-под щетинистых бровей.

— Что ж не снесли? — спросил он.

— Темное дело, — отозвался Степаныч. — Годика три назад — собирались. Садик детский планировали. Да что-то не сладилось. Затем два агентства на него зубы точили. Одно разорилось, а второе даже проект приготовило: на кондоминиум.

— И что же?

— Архитектор возьми да и помри. А второго наняли — наркоман оказался. В сумасшедшем доме теперь проектирует. Третий, впрочем, все нарисовал как надо, но пожар у него в офисе случился некстати. Четвертого и по сей день нет.

— Прямо детектив! — сказал высокий и скептически хмыкнул.

— Почище, батюшка! Дом-то на продаже уж второй год стоит. Покупателей хоть в мешок складывай. Да покупать не хотят. Сначала все хорошо, а чуть погодя — либо неприятность у них какая, либо сами отказываются. Уж и ремонт сделали — без толку. А цена падает!

Высокий с новым интересом оглядел разноцветный домик.

— Хозяин-то есть? — спросил он.

— А как же! Старушонка лет девяноста. Бойкая, однако. Она его на продажу и поставила. Через агентство «Интероксидентал» — длинное, трудно толкуемое в переводе слово Степаныч выговорил четко, с явным удовольствием.

— Славный домик, — произнес отец Егорий. — И цена, выходит, невелика.

— Меньше некуда, — подтвердил толстяк. — Не гнилой, не севший, с виду — загляденье! Но слава про него уже пошла. Нехорошая. Чертовщинка. Не боитесь, отец Егорий?

— Чушь говоришь! — буркнул высокий. — Я — монах, мне Бога должно бояться, а не диавола! — И, заметив хитринку в Степанычевых глазах, тоже усмехнулся: — Ты меня не подначивай! Давай отпирай дверь!

Внутренность осмотрели без суеты. Оба этажа, подвал, даже чердак. Все было в порядке. Нигде не текло, не трескалось. Все покрашено и оклеено. Два туалета, ванная, как в обычной квартире, батареи, обогреваемые снизу керосиновым котлом. Котел этот был единственным, вызвавшим сомнение у Степаныча: система удобная, но случись что не так — мигом все запылает.