* * *
Отвезли меня в следственный комитет при прокуратуре. Доставили в кабинет с дверью, обитой искусственной кожей. Там не каждая дверь так обита... Я сразу подумал, это для звукоизоляции. Значит, на допросах бить будут. Но сам кабинет вовсе не напоминал комнату для битья и даже на инквизиторскую камеру пыток походил мало. В кабинете был сделан евроремонт. И такие стены никто не будет кровью забрызгивать.
Два омоновца, те, что тыкали стволами автоматов мне в ребра, остались за дверью, а в кабинет вместе со мной вошел только старший, с тонированной защитой лица на шлеме. В кабинете, одетый в синий прокурорский мундир, сидел следователь и что-то выстукивал на клавиатуре компьютера. Следователь махнул рукой, показывая на стулья у стены, и ничего не сказал, желая, видимо, закончить какую-то срочную работу.
Сопровождающий мент молча подтянул к себе мои руки и снял наручники. Я киношно потер запястья, разгоняя застывшую в кистях кровь. Видел в кино, что так делают люди, и тоже сделал. Я очень надеялся, что произошло некое недоразумение, которое сейчас вот разрешится, как только следователь закончит свой эпохальный труд. Мне до сих пор никто не объяснил, какие конкретные обвинения мне предъявляют, а огульное обвинение в терроризме звучало лично для меня просто глупо. А как оно вообще могло для меня еще звучать? Я не только к терроризму никогда не имел никакого отношения, я даже политической деятельностью не интересовался. И все то время, когда в Чечне шла вначале первая война, а затем вторая, я провел в Санкт-Петербурге, где учился и первоначально работал, а в Грозный вернулся, когда здесь уже все улеглось, когда начали работать вузы, и меня пригласили в родные пенаты преподавать. У меня не было никаких связей ни с террористами, ни с бандитами ни в Санкт-Петербурге, ни в Грозном. Даже занимаясь карате, я выступал не за свою республику, а за команду санкт-петербургского клуба, а в Грозном по возвращении домой только форму поддерживал, уже полностью отойдя от активного спорта, хотя возраст еще позволял участвовать в соревнованиях. Я был весь, как мне казалось, на виду, а такому человеку вести двойную жизнь невозможно. Какой из меня, скажите, пожалуйста, террорист? Для того, чтобы быть террористом, следует иметь как минимум определенные убеждения. Таких кардинальных убеждений у меня не было никогда. Я просто не интересовался политическими играми.
Значит, необходимо было только подождать какое-то время, чтобы следователь меня выслушал, и все понял. Может быть, я надеялся, он и без моих объяснений все понял, и только закончит какую-то срочную работу, как принесет мне извинения и отправит домой. Хорошо бы на машине. Пусть даже на той, на которой меня привезли. И хорошо бы еще деньги мент вернул. Деньги не маленькие. Но это уже, пожалуй, из области фантастики. Да ладно, не последние. Сниму со счета...
Вздох следователя означал, как я понял, облегчение. Он сбросил с плеч тяжесть предыдущей работы, и был этим несказанно счастлив. Потом потер глаза, уставшие от монитора, и повернулся ко мне с ментом.
– Чай будешь? – спросил он мента.
– Я за рулем не пью, – чистосердечно сознался тот. – Машину у горотдела оставил. Еще нужно домой вечером ехать.
– Да кто тебя остановит. Твою машину каждый «гиббон» знает.
– Столб остановит, это проверено. Как выпью, первый столб мой. Уже три раза было.
Мне опять показался знакомым голос мента, но узнать его я так и не сумел. И подозрительным показалось, что он ни шлем не снимает, ни свое почти рыцарское забрало не поднимает. Не иначе лицо прячет.
– Тогда лучше и не надо, – согласился следователь.
– Техника трезвых любит.
Мент откровенно жалел машину.
– Ладно, как хочешь, – вздохнув еще раз, следователь посмотрел на меня и поморщился, словно бы от досады. Впечатление складывалось такое, что я мешал ему, отрывая от чего-то срочного и важного.
Но я ждал разрешения ситуации и потому смотрел на него честно и прямо.
– Меня зовут Абдулкадыров Асхаб Гойсумович. Я – старший советник юстиции, старший следователь по особо важным делам следственного комитета при прокуратуре Чеченской Республики. Вы, как я понимаю, Азнауров Исрапил Хамзатович... По профессии... Людоед... С ваших слов записано верно. Формулировка стандартная, и подпись ваша.
Значит, он читал протокол моего допроса на вокзале. Ну и пусть. Что из этого может вытекать? То, что меня назвали Людоедом, еще не есть доказательство моей причастности к терроризму.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу