Роман Канушкин - Ночь Cтилета-2

Папа выжил. И через месяц его вывели из бессознательного состояния.

Но когда Вика смотрела в его прозрачные глаза, она видела, что там не было папы — в его безжизненном отсутствующем взгляде. И это Вика тоже помнила. И сначала отец находился в их ведомственном госпитале, и его состояние долго, очень долго определялось словом «стабильное». Ни туда ни сюда. Это вовсе не та стабильность, о которой мог бы мечтать живой человек, но что теперь делать, коли так вышло. Коли один телефонный звонок в состоянии изменить всю твою жизнь. И тогда Вика, зная, что отец никогда бы подобного не одобрил, все же смогла перевезти его в частную клинику, наняла лучшего швейцарского специалиста. Она не моргнув глазом отвезла бы отца в зарубежную клинику, даже невзирая на соображения государственных интересов и тайн, но пока подобного не требовалось. И еще Вика помнила один день, когда зрачки отца начали совершенно четко реагировать на внешние раздражители. Пока лишь зрачки. Но Вика была уверена, что папа узнал ее. Это Вика видела в его глазах. И с этого момента врачи заговорили о положительной динамике и что, возможно, — вы только представьте, какое счастье! — вполне возможно, он еще будет двигаться.

Самостоятельно двигаться. А в тот день в глазах отца Вика увидела, словно короткие всплески, и боль, и безмерную грусть, но это уже были проявления жизни. Он узнал ее. По крайней мере Вика убедила в этом и себя, и окружающих.

Она была уверена, что именно эта ее убежденность поможет вернуть отца из тех глубин мозга, в которых болезнь держала его взаперти.

И был еще один день. Отец снова узнал ее. Вика склонилась и просто долго смотрела на него и слушала прерывистое дыхание, а потом его зрачки задрожали. И неожиданно из уголка левого глаза по щеке отца скатилась сиротливая слеза. Вполне возможно, что это было лишь рефлекторное слезоотделение, но… только не для Вики.

Отец узнал ее. И Вика обнимала папу так, как это было в детстве, она целовала его в лоб, но потом, после этой слезы, она ушла. Возможно, это лишь рефлекторное слезоотделение, все возможно. Только если папа узнал ее, он очень бы не хотел, чтобы она видела его слезы. Ничего, гордый человек, мы все восстановим. Мы справимся. В нашем мире было очень много любви и очень много достоинства. Пришла беда. Она отняла Леху, она отняла здоровье отца, и вот через несколько месяцев Вика сама оказалась прикованной к постели. И теперь нам придется со всем этим справиться. У нас остался единственный способ вернуть в наш дом жизнь — Вика и Леха маленькие. А пока нельзя забывать про краба, умненького краба, нашедшего себе надежное укрытие. И о маске из трепещущих простыней, поджидающей где-то в тумане.

— Вы действительно обещаете, что я смогу вскоре увидеть детей? — спросила Вика.

— Даю вам слово, — ответил доктор. — Уже очень скоро.

— Хорошо. — Голос ее зазвучал бесцветно, она уже начала блуждать в тумане. Потом встрепенулась:

— Доктор, а телевизор?!

— Но мы уже говорили об этом, Вика. Мы обо всем договорились.

— Да… Знаете, эти таблетки. От них немножко дуреешь.

— Знаю. Но пока, к сожалению, мы не можем от них отказаться.

— Вообще-то они мне здорово помогают. Только вот сестра строгая.

— Для вашего же блага, Вика, — Да?.. Это хорошо. А что телевизор?

— Вика, — он мягко улыбнулся, — мы договорились с вами. Сегодня в палате появится видео. И вы нам уже продиктовали список ваших любимых фильмов.

— Он длинный? — произнесла Вика. Ее глаза блуждали по палате. — Этот список длинный?

— Достаточно длинный, — терпеливо улыбнулся доктор. — Но мы пока ограничимся мягкими мелодрамами.

— А «Притти вумен»? «Красотку»? Не забыли? И «Белое солнце пустыни»…

— Конечно, конечно, Вика, обязательно. Мы это записали. Но некоторым фильмам придется подождать. Как и телевидению. Вы же станете смотреть «Новости». А никаких положительных эмоций подобные передачи у вас не вызовут.

— «Не читайте советских газет», — усмехнулась Вика.

Врач снова быстро взглянул на нее, затем мягко улыбнулся:

— Совершенно верно.

— «Так ведь нет же других», — продолжила Вика. — «Вот никаких и не читайте!»

Доктор смотрел на нее с нежной, заботливой улыбкой.

— «Собачье сердце»? — проговорил он. — Булгаков?

— Да, Булгаков. Видите, какие я помню вещи?! Значит, действительно не все потеряно.

— Вы у меня умница. Скоро будете помнить все.

— Такое кино? — Викин взгляд заволакивало пеленой. Туман… — Со Шварценеггером? Да?