Роман Канушкин - Ночь Cтилета-2

— Вот ты… — Андрей чуть смутился, — ну, в общем, я уже думал об этом.

— Помнишь, что ты спросил у меня в первую нашу встречу? Когда ты нас знакомил? С Любкой?

— Конечно, помню. Я спросил, как она тебе. По-моему, все старые корешки, а мы же старые корешки…

— Эт-то точно!

— …спрашивают именно это.

— И что я тебе ответила?

— Что она красавица.

— Не только.

— Ну да, ты сказала, что… вроде… Правда, мы в тот вечер прилично надрались, в таком состоянии тянет пооткровенничать.

— Ох и балда же ты у меня. Я сказала, что, по-моему, она тебя любит.

Не только твои деньги, а тебя.

— Ну… да… наверное.

— Андрюш, у меня растут близнецы. Им же нужны будут друзья. С кем играться… В песочнице.

— Корешки?

— Корешки, — она быстро поцеловала его в висок, — такие же, как и их родители.

— Что, поедем выбирать платье невесты? — Он ухмыльнулся.

— Ну говорю же — балда! А вот с новогодним — могу помочь.

— Хорошо. Где, кстати, собираетесь сами Новый год встречать?

— Мы — дома.

— А нас с Любкой к себе Виноградов пригласил.

— Петя?

— Ну, с женой. Мы же теперь дружим семьями.

— Это хорошо, Андрюш. Это действительно хорошо, что вы с Виноградовым так… скорешились. — Она рассмеялась. — Правильное слово?

— Не-а… Кореша — это мы с тобой. А с Виноградовым у нас просто теплые, товарищеские отношения.

— Ладно, господа-товарищи…

— Правда. Знаешь, рыбалка, охота — это очень сближает.

— И бани с девочками…

— Ой, везде ты суешь свой маленький носик.

— Уже молчу.

— И славно…

— Ну вот, надулся… Может, я ревную…

— К кому? К девочкам из бани?!

— Балда! К Виноградову!

— Ревнуй себе на здоровье.

— Что мне остается? Рыбалку не люблю, охота — вообще преступление.

Даже в бане с девочками я тебе не товарищ. — Вика снова рассмеялась. — Ладно, едем. Я даже знаю, какое мы ей купим платье.

Все это произошло давно. По крайней мере задолго до того момента, когда в жизнь Вики пришло время перемен. А потом калейдоскоп повернулся и узор сменился в первый раз. Климпс-климпс. В какой узор должны сложиться стеклянные бусы?

А эта новогодняя ночь прошла очень весело. Андрей с Любой встречали праздник у четы Виноградовых. И шампанское называлось «Дом Периньон». И всем желали много-много счастья. А потом к ним присоединились Вика с Лехой, и через некоторое время «молодежь», как отозвался о своих гостях Виноградов, отправилась «гудеть» в веселое ночное путешествие по злачным местам. И к четырем часам утра Андрей заявил, что хотел бы познакомить Леху и Вику с Любиным начальством. Они все уже были прилично навеселе.

— Я звонил, не может быть никаких отказов, — заявил Андрей, — нас люди ждут. Они арендуют «Здравствуй — рады». Это ночной клуб. Здесь недалеко.

Там отли-и-и-чный стол для бильярда. Огро-о-омный. Правда, возможно, на нем уже скачут Дедушка Мороз со Снегуркой, — он икнул, — Снежной уркой…

— Тогда — Дедушка Маразм, — рассмеялась Вика. — Черт, по-моему, мы уже набрались.

— Зря смеешься. У них очень сексапильная Снегурка. — А набрались… У русского человека наливается не тело, а дух. Душа… Не набрались.

Любиным начальством — президентом крупной охранной фирмы — оказалась очень милая, приветливая и холеная женщина лет сорока. Она явно была королевой бала, она встречала своих гостей, и, несмотря на четыре часа утра, на ее ухоженном лице совсем не было следов усталости.

— Слышь, — шепнул Леха Андрею, — а президент-то еще очень даже ничего. Нормальная креатура. Вполне можненький… — Он слегка качнулся.

— Весьма репродуктивный товарищ, — согласился Андрей.

— По моей шкале тянет на «генофонд», — важно кивнул Леха.

«Репродуктивный», «можненький», «кароший», «генофонд» — мужские игры в оценке женщин. Шкала — в общем-то вполне безобидная забава с претензией на тайный язык. Очень помогает.

— Не-е-е, — покачал головой Андрей, — «генофонд» здесь — только твоя жена! — А потом, подумав, добавил:

— И моя еще, Любаня. Это — «генофонд».

Они понимающе уставились друг на друга и пожали руки.

Так или иначе, Любиным начальством оказалась красивая и действительно холеная женщина с царственными манерами. И так уж вышло, что именно эта женщина очень скоро станет известна Игнату Воронову как «шефиня». Именно под ее началом он станет работать.

Мир тесен.

А потом калейдоскоп повернулся. Правда, это произошло значительно раньше, просто стекляшки, из которых складывались новые рисунки, казались теперь совершенно бессмысленными кусочками такой же бессмысленной реальности. И на периферии этой реальности складывался образ, воспринимаемый окружающими как Вика, все та же наша Вика, которая, правда, пережила страшную трагедию. Но держится ничего, молодец. Сильная женщина. Стальная. На периферии, где-то там, по краям сферы. А внутри не было ничего. Полное отсутствие. Лишь бессмысленный хрустальный звон стекляшек, создающих все новые рисунки. И это продолжалось довольно долго. По краям сферы — Вика, принимающая соболезнования, Вика, убитая горем, Вика, с безумным остервенением погрузившаяся в работу, словно это был единственный способ не оставаться один на один с постигшим ее несчастьем.