Александр Шувалов - Джокер

В итоге все закончилось хорошо, инородное тело из распухшей и слегка посиневшей мошонки удалили, пленника отпустили на волю, взяв с него клятву, расплатиться в течение недели. Я, в свою очередь, пообещал этим остроумным ребятам, что они останутся в живых, если не будут хулиганить и выключат счетчик.

Когда я вез получившего свободу в семью, он продолжал плакать у меня на груди, теперь уже от радости… Обещал начать новую жизнь, вернуться на службу, в семью и забросить к чертовой матери всю эту долбаную коммерцию. Через каждые пять минут порывался поцеловать мне руку, клялся в вечной дружбе и личной преданности.

Не знаю, как там насчет семьи, а на службу после «якорной стоянки» он не вернулся. Остался в бизнесе, просто поменял род деятельности, начав торговать без посредников и товарами исключительно собственного производства, то есть информацией. Дела у бывшего далеко не самого плохого специалиста пошли очень даже лихо. Кеша раскрутился и приобрел широкую известность в узких кругах. Мои просьбы исполнял без особого энтузиазма, но старательно, а я, со своей стороны, никогда не забывал тактично напоминать ему о постыдном факте в биографии. За что обслуживался вне очереди и со скидками.

Серый «Сааб» с нужным мне номером повернул направо и изящно припарковался между двумя желтыми «газелями». Из машины вышел атлетически сложенный юноша в светлой дубленке и фасонистых джинсах, заправленных в высокие жокейские сапоги без шпор. Я подошел поближе.

— Добрый день, Михаил. Меня оживает Иннокентий Владимирович.

Юноша тряхнул длинными, до плеч волосами, критически меня оглядел. Помолчал и произнес.

— Прошу в машину.

Он приподнял голову и бросил взгляд на стоящий на прикроватной тумбочке будильник — 05:32. Сел на кровати и буквально завыл от отчаяния. Не сдержавшись, треснул себя кулаком по голове в тщетной надежде выбить из нее мучающие его мысли. Легче не стало.

— Доигрался хрен на скрипке! Идиот! Кретин! Во что я влез, господи!

Подошел к бару, не включая свет, на ощупь достал бутылку, открыл и глотнул из горлышка. Тут же выплюнул содержимое, какой-то сладкий, с мятным привкусом ликер, на ковер. Упал в кресло и застонал в голос.

Финансист Организации Геннадий Ильич Морозов с самого раннего детства отличался завидным здоровьем, а потому не держал в доме никаких лекарств. Этой ночью он впервые горько об этом пожалел. Сейчас бы пару-тройку таблеток снотворного и в сон до утра, как в омут. А, может, пару десятков, и, вообще, конец всем проблемам?

А как все здорово начиналось! Молодой финансовый гений получил предложение вступить в Организацию. Подумал и дал согласие, вдохновившись открывающимися перспективами. Пришел, между прочим, не с голой задницей, а со своим небольшим банком. Осмотрелся, оценил обстановку, почти сразу же предложил коренным образом изменить финансовую политику и перенаправить денежные потоки. Ему несильно, но обидно для самолюбия щелкнули по носу: не время, дескать. Так он не нашел ничего лучшего, как обидеться и начать орать на всех углах, что так дела сейчас не ведут. Вот его и услышали… Мудак! Все, значит, в дерьме, а он в белом фраке. Будет тебе белый фрак, лох чилийский, и тапочки того же цвета.

А развели-то как технично, затаив дыхание, слушали, заглядывая в рот: «Разъясни, Гена…», «Мы с тобой горы своротим, Гена!», «Да тебе цены нет, Гена!». Цена, оказывается, была. Его элементарно купили за три копейки, просто он этого сразу не понял. Сыграли на ущемленном самолюбии. Когда-то очень давно он читал, как дети в деревне надували лягушку до размеров футбольного мяча через засунутую в задницу соломинку. Все смеялись, всем было ужасно весело, кроме самой лягушки. Ко всему прочему, в конце игры она лопнула.

Слишком поздно он понял, что никакой финансовой революции в Организации не будет. Просто двое лихих ребят с его помощью очистят все ее счета, наберут кредитов («Не скромничай, ты это умеешь…») и разбегутся с громадными деньжищами в разные стороны, выставив его крайним. Посмертно. А перед этим прольют кровь, очень много крови.

Хороши подельники! Хотя для них он просто «мясо», живые консервы, которые берут с собой матерые зэки, уходя в побег.

А, может, взять да спрыгнуть? Наболтать старому душегубу Валерьянычу признание на автоответчик, потом достать из сейфа в гостиной «Дезерт Игл», шикарную хромированную игрушку, подарок друзей-банкиров. Пустить себе пулю в лоб и немного подождать там, в преисподней, когда же подтянутся души несостоявшихся компаньонов. Бессмертных для них, видите ли, не бывает, а у самих, что, жопы из кевлара?