Трое крепких коротко стриженных молодцов что-то объясняли лейтенанту ГАИ, показывая пальцами на бесчувственного бедолагу. Лейтенант кивал и быстро записывал показания в протокол, умещенный в лежащем на капоте джипа планшете.
Все в данной стуации было ясно и без всякого протокола: задний всегда виноват.
Что-то похожее на жалость шевельнулось в сердце Корысного, он даже представил себе этакую гипотетическую сценку: вот сейчас он останавливается у места трагедии, спрашивает у молодцов: “Сколько?” — и тотчас отсчитывает запрошенную сумму. Это ведь в его силах, пустяки, в сущности. Пять, десять тысяч зеленых. А взамен суетливая благодарность воспрянувшего горемыки, скупые слезы благодарности, пожатия рук, обещания “отблагодарить-отслужить…” Чем ты можешь мне отслужить, мужичок? Мешок картошки с дачи привезти, корзину яблок…
Аким Корысный раздраженно прибавил газку и выехал на мост. Через полминуты он напрочь позабыл и мужичка этого, оцепеневшего на земле, обхватившего голову руками, и его несчастную семью, и свой благородный, но бесплодный порыв.
“В конце концов, чем я рискую? — думал Корысный, паркуясь возле своего трехэтажного особнячка. — Дела у “Скокса” идут превосходно, все бумаги в образцовом порядке. Почему бы нет? Тем более комбинат остается при мне… Надо соглашаться.”
Не прошло и двух недель, как Ферапонт и Рвач вновь плотно заперли за собой дверь парной, усевшись на махровые полотенца, застлавшие гладенькие доски широких скамей, ступенями поднимающихся до жаркого потолка.
Сняв с крючка медный черпак с резной деревянной ручкой, Ферапонт зачерпнул из бадейки воды и плеснул на камни. Пригибая голову от взвившегося яростно пара, взобрался на полку.
— Дела серьезные, Рвач, — поведал, почесывая волосатую мускулистую грудь. — Все по-твоему сошлось, клиент раскололся. Информации — гора, нам с тобой еще придется покопаться в ней, разобраться в деталях… Но главное мы уже знаем…
— Ну-ну, — заинтересованно поторопил Урвачев.
— Все идет через москвича…
— Та-ак… Как я и думал. Кто таков?
— Дрянь, отжимок, на пенсии… Пять лет назад ушел из министерства. Но перед пенсией успел связать узлы — вышел на какого-то американца, организовал экспорт металла с комбината. Весь куш уходит к нему, Колдунову перепадают крохи… Но главное, Рвач, он же, этот москвичок гнилой, устроил такое акционирование комбината, что шестьдесят процентов акций у него. У Колдунова около двадцати, остальная мелочевка разошлась по работягам…
— Адресок москвича есть? — мгновенно оценил услышанное Урвачев.
— Пока нет, но добудем. Дело техники…
— Интересный поворот! — усмехнулся Урвачев. — А москвичок-то — молодец! Аккумулятор! Не дал богатству распылиться, в одну кучу сгреб…
— Мало того, Рвач… Эта гнида, Корысный, на всех запасался компроматом. Там на Колдунова кое-что имеется, и на прокурора Чухлого… Говорю же: придется покопаться… Большие козыри в руки к нам пришли, Рвач, очень большие козыри!
— Так, а что американец?
— На американца почти ничего. Он в доле точно, но сколько получает, не знаю… Однако — тоже — штучка! С комбинатом у него договор по определенному объему поставок аж на десять лет! Я думаю, Серега, так… Москвича, ясное дело, мы выпотрошим и выйдем на американца. Надо менять схему, на хрен нам эта Москва и посредники. Система будет такая: Колдунов, мы с тобой и — американец. Американец — рынок сбыта, без него никак… Первое время хотя бы…
— И вообще связи зарубежные, — вставил Урвачев. — Не век же нам в этой дыре обретаться… — Обвел взором пространство бани. — То есть, получается треугольник… А почему бы и нет? Простая и самая жесткая фигура…
— И самая, кстати, устойчивая…
— Точно.
— А тупым углом в нем будет янки… — поджал губу Ферапонт. — В перспективе, ага? Хотя, может, и Колдунов, кто знает…
— Ну-с, — подытожил Урвачев, — перспективы широкие, цели ясные, будем работать.
Он приподнялся с полки и взялся за ручку двери.
— Погоди, Рвач, — сказал Ферапонт. — Там небольшая заминка вышла с Корысным, засомневался я и не замочил его сразу… Думал, еще какая-нибудь за ним информация, отпустил на волю и хвост пристегнул… Нотариус насчет имущества его все подписал, не пропадать же добру… Бабу его в случае чего прессанем хорошенько. А вот Корысного, думаю, мочить все-таки надо, лох порожний, выпотрошенный, больше с него ничего не возьмешь, а знает много…
Читать дальше