Александр Звягинцев - Сармат. Кофе на крови

Тот дергается, что-то мычит заклеенным пластырем ртом.

Сарматов, зачерпнув котелком воду, промывает рану и мрачнеет:

— Да-а, повезло нам, как утопленникам!..

— Чего, Сармат? — спрашивает Алан. — Плохая дырка?..

— Хуже некуда! «Бур» плечо разворотил, пуля не вышла. Как пить, полыхнет дед Антоха!

— Кто полыхнет? — недоуменно тараща глаза, переспрашивает Силин. — Дед Антоха?

— Так казаки гангрену зовут, — отвечает Сарматов, перебинтовывая рану американца.

— Де-е-ед Анто-ха-а! — произносит нараспев Силин и заходится в утробном, булькающем смехе. — Антоха-а!.. Ха-ха-ха-ха!!!

Силин пытается задавить смех, но тот прорывается через стиснутые зубы и буквально сотрясает его.

Алан косится на Силина, оценивающе оглядывает его с головы до ног и произносит, обращаясь к Сарматову:

— Вроде как у малого крыша перекосилась!

— Да брось ты. Обыкновенная истерика, — возражает тот. — От перенапряга нервишки сдают. Начальство и слышать ничего не хотело о том, что ребята вконец вымотались. Как же — им ведь за Кремлевской стеной виднее!..

Бурлак заглядывает Силину в лицо и, обернувшись, успокаивающе произносит:

— Ниче, покорчится малость и отойдет!.. Вообще-то после такого в бутылку, а то и в петлю тянет...

— Антоха-а!.. Ха-ха-ха-ха-ха! Антоха-а! — вырывается из горла Силина.

— Успокойся, Саша! На, выпей воды... Ну, возьми себя в руки, Сашок, — просит Сарматов. Силин выбивает из его руки котелок с водой и, захлебываясь смехом, катается по камням.

Шальнов гонит джип по накатанной тропе к просвету в «зеленке», в котором мечутся заснеженные розовые вершины. Слева, из глубины зарослей, несутся звуки боя и злобный лай собак. Тропа выводит к мосту, перекинутому через бурную реку. Шальнов тормозит перед ним, забирает оружие душманов и пробивает ножом бак, из которого начинает хлестать бензин. Добежав до середины моста, Шальнов сует под его опору продолговатый предмет и бегом возвращается к джипу. Бросив в лужу бензина горящую спичку, он стремглав бросается в «зеленку». Два взрыва за его спиной грохочут почти одновременно — в воздух взлетают обломки деревянного моста и куски горящего джипа.

Река хоть не велика, но нахраписта. Бурлит ее поток между камней, мечется от одного края узкого ущелья к другому, громыхает на перекатах и порогах. Сарматов и Алан несут американца, так как сам он идти не в силах. Путь лежит вверх по течению реки. Впереди шагают Бурлак и успокоившийся и впавший в какое-то сомнамбулическое состояние, отрешенно молчащий Силин.

Алан кивает на безвольно мотающуюся голову американца:

— Сармат, похоже, он в жмура сыграть хочет...

— А я что могу! — отвечает майор. — Судьба — она ведь как кошка драная!.. Если вертушка подлетит вовремя, то в Москве, может, и спасут его клешню...

— А если не подлетит? — осведомляется Алан.

Сарматов бросает на него косой взгляд.

— Понятно, командир! — кивает Алан. — Прости за идиотский вопрос...

Внезапно в грохот реки вплетается грохот сверху. Все бросаются под укрытие скалы. И едва успевают сделать это, как над ущельем, один за другим, проносятся три черных вертолета.

— Ну, держись, капитан Савелов! — роняет Сарматов, проводив их хмурым взглядом. — Были цветочки — пришло время ягодкам!..

Алан подтаскивает стонущего американца к воде и разлепляет ему рот. Тот начинает жадно пить. Сарматов внимательно следит за происходящим. Когда американец утоляет жажду, он подходит к нему и, склонившись, произносит по-английски:

— Полковник, не знаю твоего имени, и знать мне его незачем, но ты тот, кто мне нужен. Если хочешь жить, когда-нибудь вернуться в свои Штаты, — пей. Пей и не смотри на меня, как на последнее дерьмо!.. Ты ввязался в войну против моей страны, значит, счет ты можешь предъявить лишь самому себе. Еще парням из Лэнгли. А сейчас ты мой пленник, и я приказываю тебе — пей! Пей, твою мать, пока из всех дыр не польется. Это для тебя шанс...

Американец с ненавистью смотрит на него, кривит в брезгливой усмешке рот и отворачивает голову в сторону.

— Пей! — кричит обозленный Сарматов. Схватив американца за волосы, он сует его головой в воду. Тот, захлебываясь, пьет. И когда наконец Сарматов отпускает его, американец яростно орет:

— Большевистский садист! Ублюдок!

Сарматов ничем не выдает кипящей в нем ярости. Он просто стоит над неистовствующим американцем, бесстрастно наблюдая за ним. Тот продолжает выкрикивать: