Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший

— Фрау Урсула, тараторь с малышом по-немецки и старайся держаться непринужденней, — приказал Савелов, взводя пистолет. — Похоже на обычную проверку, но, если что, — на пол машины и лежать тихо, как мыши.

Милиционер вспотел от натуги, читая немецкие документы четы фон Зильбербард. Савелов пришел ему на помощь.

— Я ест дойче турист фон Зильбербард! — пояснил он на ломаном русском. — Дизе ест майне фрау, дизе майн кинд. Ми приехал в Крым из Германия, Кельн.

— Куды зараз путь? — оглядывая машину, хмурил лоб милиционер.

— Что ест путь? — бормотал Савелов, листая потрепанный русско-немецкий разговорник.

— Дорога, мабуть шлях, — пояснил милиционер.

— Яволь!.. Майне дорога Кельн. Яволь?..

— Яволь, яволь, немчура бисова, а агрэгат чумазый, як порося у колгоспи! Ездють, ездють по нам...

— Не понимайт, — полез в разговорник Савелов.

Милиционер провел пальцем по запыленному крылу «БМВ» и показал жезлом на залепленный грязью номерной знак.

— Штраф, герр, як тоби?.. Тьфу, язык зверзнэтся!.. Фон Забарбад! Штраф плати, чого вылупився, як баран на нови ворота? — повысил он голос.

— О-о-о, понимайт, штраф! — воскликнул Савелов, доставая бумажник.

Из протянутых нескольких купюр милиционер выбрал одну, в пятьдесят марок, и, будто боясь заразиться, осторожно взял ее двумя пальцами и воровато спрятал в карман.

— Данке! Данке шён! — источал признательность Савелов, проезжая под открывшийся шлагбаум.

И едва белый «БМВ» отъехал на полкилометра, как к милицейской будке подкатила черная «Волга» с синим проблесковым маячком на крыше.

— Кто такие? — показав милиционеру красную книжицу, кивнул на удаляющийся «БМВ» один из четырех крепких парней в штатском, выскочивших из черной «Волги».

— Та нимци, будь воны... На наший мови нэ бум-бум, — флегматично ответил тот.

— Номера эти? — показал бумажку крепкий парень, по виду главный из них.

— Ни, ни, — отмахнулся милиционер. — То булы инши.

— Фамилия «нимцев»?

— Хер фон... Язык зверзнешь, як его бисову душу?.. Зибера... Залбара... Забарбадж, з мисту Кельн.

— Вот этот? — показал старший фотографию Савелова. — Лет сорока, высокий, глаза карие.

— Ни-и, — мотнул головой милиционер. — Вин дуже старый, а очи блакитни, як Чорнэ морэ пид Одэссою. Турыст вин, та дытына з жинкой. Гарна така жинка, ни яка тоби москальска гоплыха.

— Придется ждать, когда наш кадр появится, — бросил остальным старший и, скривившись, потер виски. — Вчера у соседа оттянулся на дне рождения, а сегодня в мозгу звон Бухенвальда.

Парни переглянулись между собой и посмотрели на милиционера, склонившегося с тоненькой ручкой в натруженных крестьянских пальцах над школьной тетрадью.

— Так зараз рэгыстрируэмо, — бормотал тот. — Забарбадж з миста Кельн, шо в Нимэтчине.

— Как тебя зовут? — спросил его главный.

— Сэржант Трохим Опанасько, — с деревенской степенностью ответил милиционер. — Мэнэ тут уси селяны дядько Трохи-мом кличут, хлопчики.

— Вот ты, дядько Трохим, марки с немчика содрал, а квитанцию забыл, небось, выписать?.. А если мы телегу на тебя спустим: так и так, мол, сержант ваш ментовской Опанасько валюту с иностранцев дерет и квитков не выписывает? По валютной развеселой статье нет желания загреметь, а, дядько Трохим?

— Яки марки, яка валюта? — лицо милиционера наливалось на глазах буряковым цветом. — Брэхня цэ! Брэхня!!!

— Органы никогда не «брэшут», сержант Опанасько! — ледяным тоном обрезал его старший. — За злостную клевету на органы тоже статья имеется.

— Та нэ дурыты, хлопци! — простонал милиционер.

Один из приезжих неожиданно крепко обнял его за плечи, а другой, тем временем, ловко выудил из кармана милицейской куртки, вместе с измятыми трояками, пятерками и червонцами, злополучные пятьдесят немецких марок.

— Это что? — скривил тонкие губы старший. — Валюта, дядько Трохим.

— Цэ ж дытыни прэзэнт на морозиво! — едва не заплакал тот.

Ответом ему было ледяное презрительное молчание приезжих, от которого у милиционера под курткой загулял сибирский мороз.

— А не поменять ли нам, дядько Трохим, к обоюдной выгоде твой «прэзэнт» на горилку с салом? — предложил один из приезжих.

— Цэ нэ можно, у магазини горилки нэма, — уныло ответил милиционер и, спотыкаясь на ватных ногах, направился к мотоциклу, стоящему за будкой. — Пойду, хлопцы, до села, може, у бабкы Ганны зараз самогону нашукаю. Гарный будэ самогон.

— Поезжай, поезжай, — согласился старший и выхватил из его рук жезл. — А палку оставь нам, на всякий случай.