Сергей Зверев - Жиган - жестокость и воля

— А если они не в Москву ехали?

— В Москву, — убежденно сказал Трубачев, — я сам видел. Вчера с утра движение в ту сторону оживленное было. Они со своим «пазиком» быстро ехать не могли. Мы их регулярно нагоняли. А потом за Кольцевой мы пошли прямо, а они — направо.

— Уже в городе?

— Считай, да. Константин задумался.

— Ну не знаю… Возможно, кто-то жил там, а умер здесь? И его назад везли, чтобы там похоронить…

— С венками, в гробу?

— Хренотень какая-то. Что-то ты тут, Василий, наплел. Я ни черта не понимаю.

— В том-то и дело, что я тоже ни черта не понимаю. Матвей крутит темные дела с азербайджанцами. Ты Вахида знаешь?

— Слышал имя, в лицо не видал.

— А вот мои бойцы видали. И не одного, а знаешь с кем?

— С Матвеем, что ли?

— С ним, родным.

— Ну, у тебя разведка поставлена, конечно… чувствуется армейская выучка, товарищ боец.

— После того как подвал подожгли, пришлось позаботиться. И бойцы мои здесь теперь постоянно дежурят.

— Молодец, — похвалил его Константин. — Только я не пойму, какие общие дела могут быть у этого «азера» с Матвеем. Они что, базар вместе топтать собираются?

— Нет, для Матвея с его командой это слишком мелкое дело. Там же хлопцы спецназовской выучки.

— А что им еще делать? Не арбузами же торговать?

— Про арбузы ты в самую точку попал. Мои бойцы говорят, что Вахид две фуры арбузов пригнал с югов. Возле этих самых арбузов его с Матвеем и видели. А зачем, спрашивается?

— Наверное, Матвею сладенького захотелось.

— Ни хрена, не верю я в это. Трубачев упрямо сжал кулаки.

— Тут чем-то другим пахнет. Я так даже думаю, что наркотиками.

— Матвей — наркоман? — с сомнением произнес Константин, вспоминая недавний поединок в спортзале. — Не может быть. Нет, исключается. Это Чернявый наркоман, полгорода об этом знает.

— Чернявый больше не наркоман.

— Не понял.

— Грохнули его.

— Чего — в натуре?

— Ты уже как он разговариваешь, — засмеялся Трубачев. — Только он больше разговаривать не сможет.

— Да это я так, Василий, прорывается иногда феня — наследие тяжелого прошлого.

— Чернявого и еще двух из его банды отловили на какой-то квартире и перестреляли, как щенков. Еще тетку из домоуправления.

— Кто же это их? «Азеры»?

— Не знаю, по городу разные слухи ходят. Сам понимаешь, никто ничего не видел, не слышал, но все обо всем знают. Кто говорит — «азеры», а кто — свои убрали.

— Зачем?

— Да у них там что-то в последнее время разваливаться стало. Вроде как одни «Синие» с другими чего-то не поделили.

— Ты меня огорошил.

— Я ж ничего не придумываю, — оправдывающимся тоном произнес Трубачев, — все как было тебе рассказал. А ты делай выводы, мотай на ус.

Константин вывел свои «Жигули» со двора дома номер десять по Железнодорожной улице, проехал перекресток, свернул направо и остановился у обочины.

Разговор с Василием никак не шел у него из головы. Пока он мотался по Москве, пытаясь уладить свои сердечные дела, здесь, в Запрудном, происходило такое…

Убийство Чернявого и его людей, какие-то похороны, Елизаров в машине с Матвеем, Матвей с арбузами и Вахидом, «азеры», «Синие», одни афганцы, другие афганцы…

Затягиваясь дымом крепкого «Кэмела», Панфилов пытался сложить в голове кусочки этой мозаики. Но картина никак не получалась. Чего-то в ней явно не хватало, каких-то нескольких важных элементов.

Елизаров встречался с Матвеем. Ну и что? Пусть хоть целуются. Кто им запретит? Матвей как-то связан с Вахидом. Это еще можно объяснить. Приторговывают чем-нибудь.

А может, хотят объединить силы, чтобы весь город под себя подмять. Тогда и смерть Чернявого можно объяснить. Он воевал с азербайджанцами, а им это вряд ли могло понравиться.

Выкурив пару сигарет, Константин завел машину, развернулся и поехал в другую сторону. Он направлялся к Терентию. Ведь у того имелись кореша среди «Синих». Может, рассказали что-нибудь…

Занятый своими мыслями, Константин не заметил, как на хвост ему сел невзрачненький серый «Жигуленок-копейка» с заляпанными грязью номерами. Он находился на довольно приличном отдалении, но держался цепко.

Когда Константин остановил свою машину перед домом, где жил Терентий, «Жигуленок» занял место в соседнем дворе.

— Нет, это не свои, — решительно заявил Терентий, услышав от Константина одну из версий о гибели Чернявого. — Нет, Жиган, зуб даю, это не свои.

Они сидели на кухне Терентия, такой же неухоженной, как и вся его квартира. В мойке громоздилась куча грязной посуды, на столе стояли пустые бутылки, немытые стаканы.