Сергей Зверев - Жиган - жестокость и воля

Карзубый, в одно мгновение превратившийся из мужественного бойца в обыкновенную шваль и потерявший всякое уважение в глазах Киселя, истерично завопил:

— Это волки засушенные!

— Отставники, что ли? — спросил Жиган.

— Да, да!

— Чем занимаются?

— Тебе же Кисель сказал — «дурью» торгуют.

— Что, просто продают?

— Не знаю я. У них вроде бы какая-то контора есть, где они со всем этим дрочатся.

— Какая контора?

— Там стоит какой-то самогонный аппарат. Засыпают одно, а выходит другое.

— Где это?

— Не знаю. Не помню. Константин снова прицелился Карзубому между ног.

— Яйца отстрелю, сразу вспомнишь.

— В Химках возле кладбища. Там похоронная контора.

— В конторе?

— Там только сверху контора, а снизу подвал.

— Кто этим занимается? Фамилии?

— Не знаю, ей-Богу, не знаю. Константин опустил пистолет и щелкнул предохранителем.

— Бог тут ни при чем… А ты интересный человек, сведущий. Много хорошего поведал. Жалко тебя убивать. Или в живых оставить?

— Точно! — завопил Кисель. — Мы ж тебе все рассказали. Отпусти ты нас.

Присев на пенек, Панфилов закурил. Что-то похожее на жалость к этим двум ублюдкам шевельнулось у него в душе. Пусть остаются здесь, позагорают.

Кисель снова начал хныкать:

— Забери себе тачку, только нас больше не трогай.

— Заткнись.

Константин докурил сигарету, поднялся с пенька, сунул пистолет за пояс, запахнул ветровку и направился к машине. Его

«Жигули» и «восьмерка» Карзубого по-прежнему стояли на обочине. Кровь, которой Кисель испачкал капот своей машины, Константин стер еще до того, как перетащил его с Карзубым в лес.

На всякий случай он открыл машину Карзубого и вырвал провода из замка зажигания.

Какой-то листок упал с приборной доски на пол. Константин подобрал его и прочел текст, отпечатанный на пишущей машинке: «Трубачев Василий, общество „Саланг“, Железнодорожная, 10». Дальше был указан домашний адрес Трубачева. И еще — «… инвалид первой группы, передвигается на костылях».

Кровь ударила ему в голову. Да, он должен был догадаться раньше — разбитая фара, измятый капот, трещина на лобовом стекле…

— Развяжи нас, — заскулил Кисель, увидев приближающегося к нему Жигана.

Константин подошел к Карзубому и схватил его за горло.

— Это ты, падла, сбил машиной инвалида?

— Нам приказали. — Кто?

— Матвей. Бабок дал.

— Я не виноват! — заверещал Кисель, увидев перекошенное от ярости лицо Жигана. — Это все он, он рулил! Меня не трогай!

— Я вас убивать не буду, — едва шевеля губами, произнес Константин. — Вы себя сами убьете.

Он вынул из кармана ветровки «лимонку», сдвинул вверх веревку, которой Карзубый был прикручен к дереву, освободил ему кисть и вложил в нее гранату.

— Держи.

— Ты что делаешь?

— Держи, а то сразу пристрелю. Дрожащими пальцами Карзубый зажал гранату в руке.

— Вот так.

Константин выдернул кольцо.

— Захочешь жить, будешь держать. Отпустишь — вас обоих в клочья покромсает. Это вам за Василия. Он был моим другом.

Не успел он проехать и нескольких километров, как до него донеслось эхо взрыва.

Он бешено гнал машину, стараясь побыстрее попасть в город и найти Матвея.

— Только бы эта сволочь не успела сбежать, — твердил он. — Я из него всю душу выну. Пророком Магометом себя вообразил. Жизнями людскими торгует.

Пистолет Константин переложил в карман ветровки, чтобы не мешал ехать. «Эх, еще бы пару гранат, — подумал он. — И не эту пукалку „пээмку“, а хотя бы „стечкина“, да патронов побольше, а то с одной обоймой на войну отправляться как-то глупо».

Он остановил машину, не доезжая пару кварталов до того дома, где жил Матвей. Вышел из машины, глянул на часы. Поздновато, конечно, он уже наверняка уехал. Но проверить все-таки не мешает.

Константин сунул руку в карман куртки, снял пистолет с предохранителя и взял его на изготовку. Если что, можно стрелять прямо через карман.

Он уже не задумывался над своими действиями. Он солдат, сам себе отдавший приказ, который обязан выполнить любой ценой.

Он должен довести это дело до конца. Этому учили его в армии. Это стало сутью — во всем идти до конца.

Если для выполнения задачи потребуется пожертвовать собственной жизнью, значит, он расстанется с ней без сожаления.

Он отчетливо представил себе, как сейчас подойдет к двери, нажмет на кнопку звонка и выстрелит в Матвея. Или в любого другого из его бойцов, кто откроет ему дверь. Ни о чем разговаривать с Матвеем Жиган не собирался, хотя у него многое можно было бы узнать. Матвей не скажет ни слова.