Его «министерство» время от времени меняло штаб-квартиры. Сначала оно располагалось в одной из московских тюрем. Затем маскировалось под издательский дом, специализировавшийся на русскоязычных версиях «Унесенных ветром».
Идея последнего перевоплощения принадлежала полковнику Рушенко. Отсюда его люди могли следить за американским ФБР, которое в эти безумные дни имело наглость открыть филиал в Москве, в той же части города.
В двери была вмонтирована медная решетка микрофона. На уровне глаз сквозь оптическую линзу на него был направлен красновато мерцавший лазерный луч.
– Имя, – проскрипела решетка.
– Радомир Эдуардович. Полковник.
– Поднесите подушечки пальцев к световодам.
Рушенко прикоснулся пальцами к пяти светлым пятнам, которые появились в двери чуть ниже оптической линзы. Когда отпечатки пальцев полковника были таким образом идентифицированы, тот же скрипучий голос предложил ему заглянуть в горевшую красным огоньком лазерную линзу.
Лазерный луч, который – если отпечатки пальцев совпадали – был совершенно безвреден, начал сканировать уникальный рисунок сетчатки глаза полковника. Только после этого дверь бесшумно отворилась. Если бы процедура опознания дала негативные результаты, итог был бы плачевным – лазер оставил бы в черепе полковника сквозную дыру
Интерьер приемной был выдержан в строгом стиле советской бюрократии. За массивным столом сидела блондинка секретарша в скромной темно-бордовой юбке и красной шерстяной водолазке. Секретарши менялись каждый месяц. Каждый месяц это была новая патриотка, готовая в случае чего принять яд, чтобы унести с собой в могилу секреты «Щита».
– Вас ждут, товарищ.
Услышав привычное, милое его сердцу обращение, Рушенко не смог сдержать улыбки:
– Спасибо, товарищ.
Теперь все вокруг вдруг заделались сударями да господами. Для Рушенко, воспитанного старым режимом, эти высокопарные слова звучали чудовищными анахронизмами и неприятно резали слух. Только здесь, в мрачных лабиринтах «Щита», было принято обращаться друг к другу по-старому – «товарищ».
В красном, лишенном окон, зале для совещаний (он освещался мощными лампами, которые несколько сглаживали тягостное ощущение, возникавшее из-за отсутствия дневного света) полковника Рушенко ждали руководители различных подразделений. Они собирались здесь лишь в случае кризиса, или получив особо важные разведданные, или для принятия принципиальных политических решений. Все были в одинаковых полувоенных френчах без всяких знаков различия. Полковник Рушенко снял пальто и каракулевую шапку, оставшись в таком же френче.
– В Штатах имело место чрезвычайное происшествие, – сообщил ему бывший оперативник КГБ (как и сам Рушенко), имени которого он не знал.
– Это интересно, – сказал полковник.
– Сооружение, именуемое «Биобаббл», было уничтожено неизвестной силой непонятного происхождения.
– Бомба?
– Непохоже. Скорее луч.
– Лазер?
– Лазеров, обладающих такой разрушительной силой, насколько нам известно, не существует. Чтобы произвести разрушение такого масштаба, необходим направленный лазерный пучок, покрывающий площадь примерно в полтора гектара.
Молчаливые люди с каменными выражениями на лицах обменялись тревожными взглядами. В целях конспирации никто из присутствующих не знал друг друга по имени. Чтобы обеспечить их анонимность, человек, некогда завербовавший их, выполнив свою миссию, героически покончил с собой.
– Звездные войны? – предположил кто-то.
Рушенко покачал головой.
– Незаметно вывести на орбиту лазер такого размера невозможно. Вряд ли это некое новое оружие в рамках якобы закрытой программы СОИ.
– Может быть, наши? – спросил человек с косматой шевелюрой и подозрительными грузинскими глазками.
– Жириновский что-то болтает об «Элиптиконе», – заметил некто с эстонским акцентом.
Рушенко снова скептически покачал тяжелым, выраженного монголоидного типа черепом.
– Жириновский несет вздор. Но он для нас полезен.
– Полковник Рушенко, в моем распоряжении имеется копия документа из архивов КГБ. В нем речь идет об оружии, аналогичном этому.
– Я слушаю.
– Это страшное оружие. Если оно будет установлено, нашей системе ядерного сдерживания придет конец.
Полковник Рушенко нахмурился:
– От нашей системы ядерного сдерживания и без того практически ничего не осталось. Добрая половина ракет небоеспособна или поставлена на регламент. Испытаний мы больше не проводим, так что не можем с уверенностью сказать, взлетят ли они вообще. Складывается ощущение, что в Кремле держат свой коллективный палец на кнопке водяного пистолета.
Читать дальше