Уоррен Мерфи - Белая вода

– Ты не умрешь из-за меня, – крикнул Римо хриплым надтреснутым голосом. – Не умрешь. Я тебе не дам.

– Дух Кали оставил ее. Прими же это благо и предайся горю, – торжественно сказал Чиун.

– Черта с два! – огрызнулся Римо. – Я не сдамся. Не сдамся! Ну же, малышка, давай! Дыши. Я же слышу, что твое сердце бьется. Дыши для папочки. Дыши, и я унесу тебя от всего этого. Открой глазки, и я унесу тебя туда, где никто на свете не причинит тебе зла. Клянусь, Фрейя. Клянусь.

И дочь в его руках коротко вздохнула. Пыльный воздух вошел в открытый рот и ноздри.

– Римо! – вскрикнул Чиун. – Посмотри, она борется! Ее благословенные легкие требуют воздуха!

– Вижу, вижу, – тихо ответил Римо и прижал ее бледное лицо к своему.

Молча и угрюмо он делал искусственное дыхание рот в рот, пока снова не вдохнул жизнь в тело своей единственной дочери. Ресницы ее коротко затрепетали и раздвинулись, открыв самые прекрасные глаза, которые Римо в своей жизни видел.

– Папа, – тихо шепнула она.

– Я здесь, малышка.

И она погрузилась в целительный сон.

Без единого слова Римо вынес свою Фрейю из здания по тропе из битого камня, рядом с которой плавали красные кости и дрались из-за последних крошек еды пираньи.

Римо не сказал ни слова. Чиун шел за ним, как молчаливое привидение.

Полицейская машина стояла там же. Римо вытащил полицейского из багажника и поместил Фрейю на заднее сиденье.

Чиун остался охранять, а Римо вернулся в здание за телом Джильды из Лаклууна.

По дороге в аэропорт не было сказано ни одного слова. Не было надобности. Оба они знали, куда едут.

Чтобы внести в самолет «Эр Канада» спящую Фрейю, пришлось преодолеть некоторые трудности.

В конце концов в службе безопасности аэропорта больше не осталось функционирующих полицейских, и самолет вырулил на взлет.

В пустыне Соноран возле Юмы в штате Аризона Санни Джой Ром, вождь племени Сан Он Джо, мчался встречать самолет, которым прилетал его сын Римо. У него прокололось колесо, и он как раз его менял, когда с ревом вылетел джип «чероки» и заскрипел тормозами, подняв тучу пыли.

Вождь не удивился, увидев на переднем сиденье Римо и мастера Синанджу. Он выпрямился во все свои семь долговязых футов, обтянутых недубленой шкурой.

– Привет, – произнес он в своей сдержанной манере.

– Привет тебе, о мой двоюродный брат по крови, – ответил Чиун.

– Извините, что не встретил вас в аэропорту. Вы сами видите почему.

– Должен просить тебя об услуге, – сказал Римо, выходя из машины.

– Последний раз, когда ты просил оказать тебе любезность, ты сгрузил мне своего незаконного сына.

– И как он? – спросил Римо.

– Умеет ездить верхом, метать лассо и гоняться за белыми девчонками, но пока что вряд ли годится на большее. Все еще таит на тебя обиду. Насколько я могу судить.

Римо открыл заднюю дверцу. Оттуда вышла девушка с такими солнечными волосами, каких Санни Джой Ром в жизни не видал.

– Ну а это его маленькая сестренка, – сказал Римо.

Санни Джой снял свою широкополую стетсоновскую шляпу и потер бровь – от удивления и от пота.

– Ты все тот же Джонни Яблочное Семя, Римо, да?

– Мне нужно ее спрятать. – Тон Римо стал серьезным.

– Надолго?

– Не знаю.

Санни Джой задумался.

– Эта девочка пережила такое, что лучше оставить несказанным, – вмешался в разговор Чиун.

Санни Джой посмотрел на девушку с глубокими карими глазами и перевел взгляд на Римо.

– Вот что я тебе скажу, – произнес он наконец. – Мне уже немало лет. Ты поменяешь мне колесо – и по рукам.

И они ударили по рукам.

А пока Римо менял колесо, Санни Джой склонился над своей внучкой.

– Как тебя зовут, златовласка?

Она посмотрела на него с растущим любопытством.

– Фрейя.

– Что это за имя такое, черт возьми?

– Так назвала ее мать, – отозвался Римо.

– А где она?

– В багажнике, завернутая в простыню.

– Похоже, у нас сразу будет и радость встречи, и похороны.

Повернувшись к Чиуну Санни Джой спросил:

– Стоит ли спрашивать, что все это значит?

Взглянув на Римо, возившегося с колесом, Чиун сказал:

– Нет. Не спрашивай. Не спрашивай никогда.

Похороны были простыми. Над песчаной могилой сказали несколько слов, и это было все. Не было знака над могильным холмом и не было слез. Слишком силен был удар, чтобы были слезы. Они придут потом. Солнце в молчании клонилось к закату, и тени от канделябров кактусов становились длиннее – черные тени горя.