Уоррен Мерфи - Белая вода

– Мы ищем маленькую девочку. Блондинку. Примерно двенадцати лет.

– Тринадцати, – поправил Чиун. – У нее золотистые волосы и голубые глаза. Как у ее матери, которая здесь лежит. Где она?

– Мне ничего не известно ни о какой маленькой девочке, – с видом оскорбленного достоинства заявил Генеральный секретарь ООН.

Римо нащупал ногой поводок, поддел его носком и подбросил вверх, поймав на лету. И крепко дернул.

Министра рыбного хозяйства вздернуло вверх, руки потеряли контакт с полом.

– Уррррк! – зарычал он.

– Ты что скажешь?

– Я никогда не видел здесь маленькой девочки, хотя много недель был рабом Госпожи Кали.

– Я уничтожен, убит, – произнес Анвар-Садат. – Я думал, что она любит только меня. И вот теперь она мертва.

– Она никогда тебя не любила, – злобно прошипел Хьюгтон. – Она презирала меня. Я был объектом ее презрения!

– Заткнитесь оба, – приказал Римо. Он повернулся к Чиуну.

– Я найду Фрейю, даже если мне придется разнести все это здание на кирпичи.

– Я помогу тебе, – поклялся Чиун, поправляя полы кимоно.

– Но прежде надо разобраться с этими.

– Нам дали инструкции запугать их, но не ликвидировать.

– Бывают несчастные случаи, – глухо проворчал Римо. – Ты займись этим, а я возьму другого.

Пока Чиун обездвиживал Генерального секретаря ООН болезненным выкручиванием уха, Римо поднял канадского министра и прислонил его к стене.

– Ты стоял за всем этим? – спросил он тоном обвинителя.

– Я все отрицаю.

– Это все было из-за рыбы?

– Никаких комментариев.

– Это твой ответ? «Никаких комментариев?»

Гилберт Хьюгтон захлопал губами, как рыба.

– Никаких комментариев.

Разведя руки, Римо свел их вместе с неожиданно громким хлопком. Голова Гилберта Хьюгтона оказалась между ними в то самое громоносное мгновение, когда они сошлись.

Когда Римо отступил назад и руки его снова висели вдоль тела, голова Гилберта Хьюгтона торчала на его же шее, как рыба-луна. Плоская, и глаза по разные стороны того, что только что было круглым черепом.

Белки удивленных глаз налиты кровью, а губы, казалось, целуют пустой воздух – и мертвый министр упал лицом вперед.

Римо повернулся.

Обутая в сандалию нога мастера Синанджу стояла на вздымающейся груди египтянина. Анвар Анвар-Садат пытался протестовать. Чиун подавил протест внезапным нажатием ноги.

Пока Анвар Анвар-Садат невольно наблюдал, как из его пересохшего рта выходит последний вздох, Чиун спокойно взял его за смуглый подбородок и поднял его голову, отделив от позвоночного столба.

Она отскочила с легким хлопком, как голова пластмассовой куклы. Вот так просто.

Отбросив ее в угол комнаты, Чиун посмотрел на своего ученика в выжидательном молчании. Подбородок его был поднят.

– Ты не виноват, – сказал Римо.

Чиун наклонил свою седую голову.

– Я беру на себя ответственность за поспешные действия.

– Ты просто пытался защитить меня, – хотел отвлечь его Римо.

– И в результате глубоко ранил тебя, о чем глубоко сожалею.

– Если мы найдем Фрейю живую и невредимую, все будет нормально. Давай поищем ее. Только найти Фрейю – и все будет прощено.

По его надломленному голосу мастер Синанджу понял, что все их совместное будущее висит на этом волоске. Найти живой дочь, которую Римо однажды потерял. Второй потери ему не вынести.

– Я не подведу тебя, сын мой, – поклялся Чиун.

Римо подошел к лежащему в неестественной позе телу Джильды из Лаклууна и отнес его к каменной скамье, идущей вдоль стены. Он положил ее на этот выступ, придал облитым черной кожей рукам и ногам достойное положение и слегка коснулся сияющих волос.

Римо с Чиуном пошли в разные стороны.

Из-под ног время от времени слышалось журчание и плеск. Пол здесь был таким же, как в приемной. Как черное твердое зеркало, отражавшее все над собой, но казалось, что оно готово затянуть их в бездну чернее ночи космоса.

Чуткие уши Римо поворачивались туда и сюда, ловя звуки.

Где-то в глубине здания он услышал непрерывное пощелкивание. Оно доносилось порывами, усиливалось и ослабевало, но было несмолкаемым, как сухой град.

– Сюда, – сказал Римо, пытаясь отыскать дверь.

Вместо двери он нашел узкую нишу в стене за тяжелой портьерой.

– Как ты думаешь, что это? – спросил он, срывая портьеру.

Чиун внимательно осмотрел нишу.

– Это проход.

– Слишком мал для взрослого.

– Может быть, он предназначается для карлика. Или для ребенка. Это сделано для тех, кто не желает, чтобы их беспокоили.