Михаил Нестеров - Месть и закон

До своей рюмки Грачевский не дотронулся. Он потушил сигарету и тут же прикурил другую.

– Короче, – после продолжительной паузы начал он, – разговор будет, показаний – нет.

И заметил, как задрожала рука Ширяевой. Валентина, глядя поверх головы соседа, твердила про себя: «Он видел их. Он видел...»

Она встала.

– Я сейчас, – тронула Грачевского за плечо и направилась в ванную.

Она долго умывалась холодной водой. Тушь с ресниц попала в глаза. Оставляя на полотенце черные пятна, вытерла лицо и еще долго смотрела на свое бледное отражение в зеркале. Она верила и нет, что так быстро смогла выйти на след убийц. Для нее, бывшего следователя, это была немалая зацепка.

За время ее отсутствия сосед так и не прикоснулся к рюмке. Он был на четыре года моложе Ширяевой, но выглядели они ровесниками: не потому, что Валентина помолодела, сбросив лишний десяток килограммов и подобрав определенный стиль в одежде, а из-за самого Грачевского. Зона сделала свое дело, состарив его на пять-шесть лет.

– Иначе бы я не позвала тебя, – сказала она, возвращаясь к разговору. – В день убийства кто-то угощал сантехника водкой. Ты видел этого человека?

– Их было двое. Я давно приметил, что парни что-то затевают. Но предупредил бы тебя, если бы знал, чем все закончится. Я думал, они хату хотят «поставить». Не исключал, что твою. Ты хорошо зарабатываешь, одеваешься скромно, значит, деньги в чулок складываешь. Но я бы, например, ни за что не вломился на хату к судье – «потолок» светит. И еще я не разобрался в одном существенном моменте. Они снимали Илью на видеокамеру.

– Что ты говоришь, Володя? – хозяйка резко подалась вперед.

– Говорю, что не разобрался. Их машина стояла почти напротив четвертого подъезда, но ближе к углу, я все видел. Потом – якобы ноги размять – встал и прошелся до бакалейного киоска, глянул незаметно назад. Оказалось, что они снимают Илью, он как раз через скакалку прыгал.

– А ну-ка рассказывай все в деталях.

Грачевский уложился в пять минут, помолчал, глядя перед собой.

– Круто они обошлись с тобой.

Валентина остановила его прикосновением руки.

– Не со мной, Володя, не со мной.

– Ты не липни, Валентина Петровна. С тобой они разобрались. Другое дело – как. Ты не обижайся, но я с тобой говорю только из-за Светки Михайловой. Я не конченый человек, понимаю, что одного Илью им не резон было убивать. – Лицо Грачевского осталось спокойным, когда он произнес: – Я бы снова сел, если б знал, что они попадут ко мне в «хату».

Когда Грачевского в девятнадцатилетнем возрасте этапом из тюрьмы привезли на зону, первые слова. которые он услышал из «официальных» уст, принадлежали ДПНК (дежурный помощник начальника колонии). Он выстроил прибывших заключенных и, пройдясь вдоль шеренги, буднично изрек:

– Сиповки, корольки, педерасты шаг вперед!

Из строя вышел «опущенный», пролежавший во время этапа под лавкой.

– За что продырявили? – поинтересовался ДПНК.

И, не дождавшись ответа, отдал распоряжение прапорщику:

– Во второй отряд.

Грачевский никак не ожидал, что менты на зоне используют жаргон заключенных. Но быстро привык.

Его уже не удивляли ни «женские» дни по четвергам, когда в бане мылись педерасты, ни отдельные краны, расположенные по краям умывальника, которыми пользовались опущенные. У него не было денег, чтобы купить тумбочку и место на нижнем ярусе, заплатить «быкам» в столовой за ежедневную пайку белого хлеба с маргарином. Пока ему были неведомы такие вещи. Когда он вымылся в бане и ему выдали новую робу, к нему подошел заключенный:

– Брат, завтра парнишка выходит из ШИЗО, нужна новая рубашка. Взамен получишь другую.

Естественно, Грачевский не отказал. Тут же получил инструктаж: «Крайние краны в умывальнике не трогай, на крайнее „очко“ в туалете не садись – они пиньчовские». Ничего не понял, когда его вызвал к себе начальник отряда, приготовившийся записывать за подопечным:

– Будешь воровать или работать?

Воровать означало либо отстегивать бригадиру деньги за рабочую норму, либо не работать демонстративно и не вылезать из штрафного изолятора. Работать – значит стать «мужиком», работягой, которые на зонах составляют подавляющее большинство.

С первым он не разобрался и ответил, что будет работать.

Как и предвидела Валентина, Грачевского в первый же день подтянули к себе жулики – или парни, – неработающее сословие на зонах. У Володи была котирующаяся в колонии статья, его взяли в семью земляки, авансом выдали тумбочку, показали место на нижнем ярусе. Потом попросили написать матери письмо Он не подчинялся чужой воле, просто понимал, что без денег на зоне пропадешь. Вот уже месяц он не работал, братва отстегивала за него бригадиру, за тот же белый хлеб в столовой, за сигареты, чай.