— Клянусь, месье, мне крайне важно знать, куда мог отправиться месье Эрве. Крайне важно.
Умоляющая улыбка не подействовала, консьерж бесстрастно покачал головой:
— К сожалению, месье, ничем не могу помочь.
— Может, все же вы вспомните хоть что-то? Например, как был одет месье Эрве? Я бы попробовал определить, куда он пошел, по одежде.
— Я видел только, что месье Эрве вышел в семь вечера. Все. На то, как он был одет, я не обратил внимания. И насчет того, куда он пошел, он мне тоже ничего не сообщил. Впрочем, он никогда мне этого не сообщает. — Сказав это, консьерж утратил к Жильберу всякий интерес.
Сейчас, после того как Жильбер узнал о похищении Анри Дюбуа, ему была дорога буквально каждая минута. Нгала позвонила ему около трех часов дня; с трудом сдерживая рыдания, она сообщила, что Анри похитили. Сразу же после ее звонка Жильбер поехал в депо Дюбуа; здесь примерно через час он встретился с телохранителем Анри Ли Чжуаном, которого до этой их встречи допрашивали в полиции, выясняя детали похищения. Переговорив с Жильбером, Ли Чжуан сам первый предложил свою помощь, и Жильбер согласился; предложение телохранителя устраивало его в высшей степени. Во-первых, Ли был единственным, кто видел похитителей в лицо, во-вторых, Жильбер знал, что для того, чтобы спасти свою репутацию, Ли пойдет на все. Однако предпринять вместе с Ли попытку найти Анри они могли только с помощью Марселя. Но Марсель, как назло, отдыхал сегодня после ночного дежурства.
— Поскольку месье Эрве мне очень нужен, я рискну еще немного его подождать, — сказал Жильбер. — Я буду сидеть в машине, недалеко от гаража.
— Как вам будет угодно, месье.
— На всякий случай, у меня красный «фольксваген».
— Хорошо, месье, я обязательно сообщу все это месье Эрве.
Выйдя на улицу, Жильбер посмотрел на часы: стрелки показывали две минуты второго ночи. Сидящий на переднем сиденье «фольксвагена» Ли Чжуан молча посмотрел на него; догадавшись по выражению его глаз, что ничего нового выяснить не удалось, отвернулся. Жильбер сел рядом. В полном молчании они просидели в машине еще около получаса в дополнение к тридцати минутам, которые уже провели здесь.
Наконец где-то около половины второго у гаража застыла «тойота» Марселя. Сделав знак Ли, чтобы он ждал здесь и никуда не выходил, Жильбер подошел к «тойоте». Рядом с Марселем сидела Женевьев. Встретив взгляд друга, Марсель, видно, сообразил, что тот не стал бы зря дожидаться его среди ночи. Поцеловав Женевьев в щеку и шепнув: «Малыш, прости», вышел из машины. Спросил тихо:
— Что-нибудь случилось?
— Похитили Анри Дюбуа. В два часа дня. Очень похоже, что к этому похищению приложил руку Ланглуа. Помнишь, ты говорил мне, что некогда записал девятнадцать фамилий? Тех, кто занимает помещения в «Женераль кемик»?
— Конечно. Марсель не спеша выковырял из пачки сигарету. Думаешь, можно что-то раскопать с их помощью?
Нам ничего другого не остается. Дорога каждая минута. Согласись, они ведь очень просто могут прикончить парня, пока мы будет их искать.
Еще как могут, согласился Марсель. Девятнадцать фамилий… И одна из них, по идее, должна навести нас на какой-то адрес… Плюс «мазда» с частью номера…
— Именно, Марс, именно. Мне кажется, если у нас и есть шанс, то это именно эти девятнадцать фамилий. Если дорожная полиция нам поможет, мы очень даже можем их зацепить.
— Согласен. Но надо спешить. — Марсель пригнулся: — Женевьев, тебе придется провести эту ночь без меня.
— Я уже поняла. — Женевьев не пыталась скрыть огорчения.
— Мне очень жаль, бэби. — Марсель поцеловал ее в щеку. — Но ничего не поделаешь. Будь умницей, хорошо?
— Уговорил. — Женевьев послала Жильберу воздушный поцелуй. — Чао, ребята. Желаю удачи.
* * *
Анри лежал на чем-то жестком. Все тело разламывалось. Он был в полузабытьи, сквозь туман проносились воспоминания, в основном эти воспоминания касались Ксаты. Он вспоминал все, что рассказала ему мать о Ксате, о том, что случилось с Ксатой и почему Ксата теперь такая . Он узнал, что Ксата — единственная дочь Омегву, которую тот любит острой, болезненной любовью. Когда Ксата была маленькой, Омегву вывез жену и дочь в Париж, но мать Ксаты так и не смогла приспособиться к парижской жизни, и они вернулись в Бангу, правда, за это время Омегву успел послать ходатайство французскому правительству, и обе, Ксата и ее мать, стали французскими подданными. После того как началась война, Ксата и мать продолжали жить в Бангу — однако могли себя чувствовать там в полной безопасности, поскольку практически их охраняла вся деревня. Однако беда пришла совсем с другой стороны… Однажды, когда Ксате было одиннадцать, она, гуляя в лесу, наткнулась на двух пришельцев — охотников, промышлявших в джунглях браконьерством. Выросшие в лесу и уверенные, что могут легко скрыться, охотники схватили Ксату, изнасиловали, а затем ушли, думая, что успеют перейти границы своего племени. Ксата вернулась в Бангу и полгода после этого случая пролежала с нервным потрясением. Охотников же, заколотых боевым копьем, через несколько дней обнаружила в лесу полиция; кто это сделал точно, в Бангу не знают до сих пор, однако ходит слух, что насильникам отомстил тот самый влюбленный в Ксату парень, Балубу, которому тогда только исполнилось восемнадцать. По обычаям племени и древним поверьям Ксата может теперь выйти замуж только за того человека, который лично отомстил обидчикам, и ни за кого другого, и именно поэтому, наверное, Балубу и считает себя единственным претендентом на ее руку. Вспомнив об этом, Анри застонал. Как же ему сейчас тяжело… Как тяжело… Именно с этим ощущением он снова провалился в пустоту.
Читать дальше