Роже Борниш - Плицейская история

Мы пьем за успех нашего дела.

Марлиза спрашивает меня:

— Ты доволен, дорогой?

Я ничего не отвечаю. Я должен быть доволен. Мне удалось то, что не удалось многим другим до меня.

С учетом моего небольшого стажа это совсем неплохо. Завтра меня будут все поздравлять, журя за безрассудство, за то, что я взял на такое опасное дело свою жену, не имеющую никакого опыта в подобных операциях. Для одних я стану профессионалом, для других — удачливым идиотом, а для третьих — полицейским, обязанным своими успехами осведомителям. Это все неважно! Важно то, что теперь, благодаря обещанной Толстым премии в тридцать тысяч франков, я смогу купить Марлизе новую печь.

В комнате Бюиссона я с удовольствием обнаруживаю оружие, кольт 11,45 калибра, из которого был убит Полледри, ранен ювелир Боде, убиты инкассаторы в Шампини и многие другие. Словно читая мои мысли, Бюиссон говорит:

— О! Вы знаете, я им никогда не пользовался. Вы можете отдать его на экспертизу, если хотите.

Спустя три часа Эмиль Бюиссон входит в здание Национальной безопасности на улице Соссе.

— Борниш, — говорит мне Толстый торжественным тоном, — с этого момента можете считать, что вы уже старший инспектор.

Сегодня 10 июня 1950 года. Восемнадцать часов. Мне придется ждать обещанного еще полгода, в то время как Толстый сразу получает звание дивизионного комиссара.

Допрос Бюиссона продолжается все воскресенье, но о его аресте до сих пор никому не известно. В понедельник в девять часов утра Толстый сообщит прессе эту сенсационную новость. Он нервно трезвонит мне:

— Борниш, вы идете или нет? Я названиваю вам уже целый час!

По натертому мастикой паркету я мчусь в его кабинет. В элегантном темном костюме и белой сорочке, в начищенных до блеска туфлях Толстый радостно пожимает мне руку и сообщает:

— Борниш, мы отомстим за себя!

Я оторопело смотрю на него, но он не дает мне возможности вставить слово.

— Да, мой дорогой, мы отомстим префектуре, которая в течение трех лет вставляла нам палки в колеса. Мы арестовали Бюиссона не в Клавиле, вы слышите, Борниш, а в ресторане «Три снаряда», у ворот Сен-Клу.

Мое лицо удлиняется:

— Как это, патрон?

Толстый нервно пожимает плечами и подходит вплотную ко мне:

— Странно, что вы не хотите этого понять, Борниш, — говорит он. — Разве Жирье не был арестован в Монфермей? В нашем секторе, куда ПП вообще не должна совать своего носа! В отместку я арестовываю Бюиссона в их секторе! Пусть съедят это!

Толстого забавляет злая шутка, которую он хочет сыграть со своими коллегами. Опустившись в кресло, он добавляет:

— Я еще очень милосерден, Борниш. Я мог бы, к примеру, арестовать Бюиссона на набережной Орфевр, под носом у ПП, но я этого не сделаю, потому что я честный игрок.

Два часа спустя вечерние газеты сообщают всей Франции о поимке неуловимого Бюиссона, схваченного в ресторане в районе Булонского леса группой Толстого, в то время как он спокойно обедал.

Удача решает все. Для полицейского точно так же, как и для игрока в бильярд. В деле Бюиссона мне определенно везет.

После ареста Эмиля Матье Робийяр получил причитающиеся ему полтора миллиона франков. Благодаря сети информаторов, которой я опоясал воровской мир, я вышел на Верандо, Лубье, Лабори и около тридцати их сообщников, которые были арестованы за содействие злоумышленникам. Единственный, кому удалось уйти, — это Орсетти, но он может подождать.

На площади Опера я захватываю Рене Жирье, бежавшего два месяца назад от своих охранников, выпилив доску в полу на дне перевозившего его фургона.

Я становлюсь самым знаменитым полицейским Франции.

С тех пор как Бюиссон вернулся в камеру тюрьмы Санте, у меня уходит много времени на его допросы, так как он не хочет иметь дело ни с кем, кроме меня. Должен признать, что мы испытываем друг к другу нечто вроде взаимной симпатии. Это глупо, но что поделаешь: мы стали почти приятелями.

Мы установили точный распорядок дня. Я приезжаю за ним утром, мы обмениваемся рукопожатием, после чего я надеваю на него наручники и мы отправляемся на улицу Соссе. По дороге мы говорим только о банальных вещах: о погоде, о последнем футбольном матче, о проходящих по улицам девушках.

В кабинете я пристегиваю левую руку Эмиля к батарее и придвигаю к нему мягкое кресло. Он протягивает правую руку за стаканом бордо (каждое утро я покупаю бутылку), нацепляет на нос очки в роговой оправе и начинает просматривать «Фигаро», приготовленную специально для него. До половины первого я не трогаю его. Попивая вино, Эмиль изучает новости, проявляя особый интерес к информации о политической жизни.