Максим Шахов - «Боинг» идет на таран

– Ваш пропуск!

– Какой пропуск? – нервно проговорил Василий Альбертович. – Мне сказали срочно доставить раненого из аэропорта!

– Шляпко, отставить! – послышался в этот момент торопливый крик с КПП. – Проезжай! Прямо и направо! Там увидишь приемное отделение.

Перед стеклом подняли шлагбаум. Виктор снова посмотрел на медсестру и спросил:

– Вы куда меня привезли?

– В военный госпиталь… Нам по рации передали!

– А-а! – сказал Виктор. – Военный госпиталь – это хорошо. Тут хоть табачком разжиться можно…

– Здравствуй, дядя! – немного растерянно проговорил Мурадов.

То, что трубку взял сам Доку, стало для него полной неожиданностью.

– Ты уже в курсе, что случилось с нашими скакунами? – спросил Умаров.

– Слышал, дядя, но подробностей не знаю… Ума не приложу, как они умудрились так перецепиться перед самым финишем. Забег же начался просто отлично…

– В том-то и дело, дорогой! В том-то и дело, – вздохнул Доку. – А я так надеялся на результат. Даже своего человека с камерой послал, чтобы заснял их финиш. Если бы они доскакали, я бы получил такие призовые, что и тебе бы еще премию выписал! Как тренеру…

– Да, дядя, – осторожно сказал Тагир, – обидно. Но я подготовил их как следует…

– Вот потому именно ты мне и нужен, дорогой!

– Я?

– Да! Потому что ты лучший тренер! А мне нужен результат. Срочно.

Тагир очень внимательно вслушивался в интонации Доку, но фальши не уловил. Умаров сокрушался вполне искренне, что, впрочем, было и не удивительно.

– Так что, дорогой? Ты соглашаешься на меня опять поработать?

– Так, а-а?..

– Твои деньги за подготовку скакунов будут на твоем счету еще сегодня! – быстро сказал Умаров. – Ты отлично поработал. Результат, конечно, не тот, но это не твоя вина!

Эти слова развеяли подозрения Тагира окончательно. Если уж Доку обещал, что деньги будут перечислены сегодня, то он действительно не имел к Тагиру никаких претензий. И не только не собирался его ликвидировать, но, наоборот, был сильно заинтересован в услугах Мурадова.

– Так, а к каким скачкам надо готовить лошадей? – спросил Тагир.

– Тут тебе дается карт-бланш, дорогой! Ты сам выберешь скачки. Мне главное, чтобы они были в ближайшие дни и чтобы их показали по телевизору. Ты понял?

– Понял, дядя… – задумчиво сказал Мурадов.

– Так что, ты согласен?

– А сколько…

– Ты получишь столько же, сколько и за прошлый раз!

– Хорошо, дядя. Я согласен. Кстати, я тут вспомнил… Помнишь, когда ты учился, тебя посылали на практику и ты жил в общежитии?

– Да, помню…

– У тебя там хороших знакомых не осталось? А то один мой друг сегодня вечером приедет туда. Его не смогут пустить переночевать?

– Смогут, конечно, с дорогой душой! Во сколько он приедет?

– Я еще точно не знаю, часа через два-три. Я скажу ему, чтобы он подъехал туда, где у тебя когда-то на практике каблук отпал, дядя…

– На левый бочок повернитесь, товарищ полковник, – улыбнулась пожилая медсестра военного госпиталя.

Логинов угрюмо вздохнул и повернулся.

– Чуть-чуть приподнимитесь, я трусики спущу!

Логинов приподнялся.

В этот момент дверь открылась, и приятный баритон проговорил:

– Здравия желаю! Разрешите, товарищ полковник?

– Вы куда? У нас процедуры! – гавкнула медсестра.

Тон ее стал строгим, как у боцмана на подводной лодке.

– Подполковник Сафронов, ФСБ! У меня приказ! – представился баритон.

– Какой приказ? Выйдите немедленно! – решительно шагнула к двери медсестра.

Однако в этот момент за дородным Сафроновым возник военврач в халате и сказал:

– Все в порядке, Галина Петровна! Начальник госпиталя разрешил… Делайте укол и на выход.

– Безобразие какое-то! – вздохнула медсестра. – Еще и без бахил!

Логинов кивнул Сафронову и снова отвернулся к стенке. Медсестра провела по его ягодице ваткой со спиртом, после чего сделала укол. Натянув трусы на приложенную к месту укола ватку и собрав причиндалы, она с хмурым видом направилась к открытой двери, у которой стоял военврач.

Виктор тем временем повернулся на госпитальной кровати. Подполковнику Сафронову было около сорока. Выглядел он как бравый гренадер, который по ошибке надел на себя гражданскую одежду. Лицо у него было на редкость открытым и доброжелательным. Казалось, он вообще не способен испытывать отрицательные эмоции.