Дмитрий Щербаков - Нимфоманка

Молчание длилось минуты три. Все это время Столетник не сводил глаз с лица Ивана и видел, как оно меняется, какая гамма чувств отражается на нем. Наконец Федор усмехнулся.

— Ладно, Ваня, ты меня понял. Отпускаю твою душу на покаяние. Каяться тебе три дня. Усвоил?

— Нет, шеф! — гаркнул Иван.

— Дурак. Дурак, а против хозяина покатил. Эх ты, Ваня…

— Да что вы, шеф! Я только!.. Я только!..

— Ладно, дурак и есть дурак. Мальчик вообразил себя взрослым. Бывает. Короче, даю тебе три дня. За три дня ты должен узнать, где Беловы, или хотя бы как их искать. Если же не узнаешь…

— Не надо, шеф! Не продолжайте! Не говорите слов! Ради Бога, не говорите слов, которые потом нужно будет выполнять! То есть воплощать! То есть… ой, я совсем запутался, шеф, заболтался!.. Ой!.. То есть!.. Через три дня узнаю все! — наконец справившись с собой, выпалил Иван.

— Ладно, иди, дурилка картонная, — ласково, как кот мышке, мурлыкнул Столетник.

Федор сидел за столом в собственном запущенном саду. Именно такие сады он любил: чтобы крапива в три метра высотой, чтобы спутанные ветви малины и крыжовника, чтобы буйно разросшиеся яблони с яблочками в горошину величиной, чтобы ощущение необитаемого острова… Стол был неструганый, грубый, лавка около него точно такая же. Иван вскочил с лавки и, нелепо козырнув, бросился прочь. Из зарослей появилась Лизунова. Она тихо присела рядом со Столетником.

— Случилось чего, Федя? — нежно спросила женщина.

— Все нормально, Маша. Парень несколько забыл свое место. Пришлось напомнить.

— Ты у меня такой отчаянный… — улыбнулась Мария. — Я иногда боюсь за тебя…

— Вообще-то зря. Столетник на то и Столетник, чтобы прожить сто лет. Но сейчас ты права. Прямо как чувствуешь… Мне действительно не по себе.

— Из-за этого молокососа? — удивилась Мария.

— Нет. Из-за другого. Отнюдь не молокососа, хоть и молодого.

— Север? — тревожно спросила Лизунова.

— Да, — кивнул Федор удрученно. — Никак не поймаем… Хорошо, он пока не взялся за меня вплотную.

— Неужели ты трусишь?

— Да не трушу, Маша! Но подыхать от пули «отмороженного» придурка, мужа проститутки… Согласись, противно. Тем более сейчас, на взлете…

— Давай уедем! У тебя миллионы в западных банках!

— Миллионы, Маша, следует превращать в сотни миллионов — таков закон бизнеса. Если я уеду сейчас, то это погубит мой всероссийский авторитет. А он нужен мне для увеличения капитала и… для наших будущих детей.

— Ты… — опешила Лизунова. — Ты мне предложение делаешь?

— Если вылезу живым из этой передряги с Беловым — обязательно поженимся, Маша. И уедем на далекий красивый остров…

— Чертов Север! — вскричала Мария. — Знала бы — отравила его тогда!

— Не надо про «тогда»! — резко перебил ее Столетник. И добавил, успокаиваясь: — А Север от меня не уйдет. Если только Милка не выздоровела, конечно, — он искоса, вопросительно посмотрел на Марию.

— Не выздоровела! — уверенно заявила Лизунова. — Это я тебе как врач говорю. У нее был шанс выздороветь, когда она встретила Белова. Теперь этот шанс упущен. Болезнь может только прогрессировать.

…На третий день, к вечеру, в кабинет Федора постучали.

— Войди! — велел хозяин.

Появился запыхавшийся Иван.

— Я очень спешил, шеф! Боялся, вы спать ляжете.

— Узнал что-нибудь?

— Объехал чуть ли не всю Россию! Проинспектировал десятки наших секс-фирм, говорил с сутенерами, с бандершами, даже с девочками… — зачастил Иван.

— Результаты есть? — грубо перебил Столетник.

— Есть одна догадка…

— Ну? Да не канючь! — прикрикнул вор.

— Бывает, девочка приходит устраиваться на работу. Сперва ее, естественно, «прописывают». А пройдя эту процедуру, она после уже не является. Обычное дело: пугаются телки, «прописка» — это тебе не в номер с гостем. Никто и внимания не обращает, особенно если устраиваться приходит дилетантка. Но зато какая лазейка для Алой Розы…

— А ты соображаешь, Ваня, — усмехнулся Столетник. — Что ж, считай, я простил твое хамство.

— Спасибо, шеф! — воскликнул Иван прочувственно.

— Но чтоб больше…

— Да пусть отсохнет мой язык! Больше никогда…

— Не в языке дело, Ваня. Ты заставил меня усомниться в твоей верности.

— Понимаю… — Иван повесил голову. — Но, Федор Ильич, вы же сами всегда учили меня никогда и ни в чем не доверять женщинам. Вот и сорвалось у меня…

— Есть женщины и Женщины, Ваня, — наставительно заметил Столетник. — Кроме того, Маша знает не больше того, что ей полагается знать. А по Алой Розе она мой консультант. И ценный консультант, заметь!