Дмитрий Щербаков - Нимфоманка

— Может, и женитесь, Федор Ильич? — с ехидцей спросил Иван.

— Может, и женюсь, — кивнул Столетник спокойно.

— А как же воровские законы?

— Я тебе, Ваня, сто раз говорил и сто первый раз повторяю: законы, любые законы, существуют для толпы, для быдла. В том числе и воровские законы. А сильные люди стоят над законами и используют их только тогда, когда им выгодно. Заруби это себе на носу, Ваня.

Гостиница была дешевой, но вполне сносной. Критическим взглядом осмотрев номер, Север резюмировал:

— Годится!

Он прилег на койку, вытянул ноги, закрыл глаза. Усталость волной побежала по телу. «И вот опять вагоны, перроны, перегоны…» — стучала в голове строчка песенки Высоцкого. Сколько их еще будет — вагонов, перронов, таких вот второсортных гостиниц? Тоска…

Мила подошла к мужу, попыталась стащить с него сапоги.

— Ляг нормально, — попросила она. — Отдохни.

— Ага, — ответил Север, не открывая глаз. — Только потом. Сейчас надо сходить в ресторан, пожрать. Ты голодная?

— Не особо, — Мила повела плечами.

— Я тоже не особо. Но под ложечкой сосет. Давно не ели.

— Давно… — Мила тихим, размеренным шагом прошлась по комнате. — Скажи, Север… Мы теперь всю жизнь будем так… кочевать?

— А что ты предлагаешь? — вскинулся Белов.

— Не знаю… Но я теряю надежду. Все эти мои прибамбасы… Не хочу. Устала. Кровь и грязь. Грязь и кровь. Ничего больше.

— А любовь, о которой ты столько трындишь? — мрачно напомнил Север.

— Да, любовь… Только она меня и держит здесь. Иначе…

— Заткнись! — Север вскочил. — Ты мне еще тут будешь разводить тягомотину про самоубийство! Надоело! Сказано раз: если убьешь себя, я отправлюсь следом! Может, давай прямо сейчас?! — Он выдернул револьвер, с которым не расставался, взвел курок и приставил ствол к своему виску.

Мила вскрикнула и повисла на его руке.

— Не надо, родненький, не надо! Только не ты! Только не ты, нет! Нет, нет, нет!

Белов медленно опустил оружие.

— Нервы… — пробормотал он. — И у тебя нервы, и у меня. Пожалуй, нас обоих слишком впечатлил последний случай.

— Пожалуй… — грустно согласилась Мила. — Страшный случай…

А произошло вот что. Несколько дней назад Беловы шли с электрички через лесополосу. Навстречу им попались четверо гопников. Они были вооружены: один — топором, второй — железным прутом, двое других — ножами. Окружив Беловых, мужики недвусмысленно высказали желание оттрахать Милу. Север хотел сразу разобраться с ними по-своему, но, поймав знакомо мутнеющий взгляд жены, плюнул и предложил парням делать все, что им вздумается. Сам смотрел и только думал: «А если б на нашем месте оказалась обычная влюбленная или супружеская пара? Вот был бы ужас!» Наконец гопники справили свою нужду. Север собирался разойтись с ними миром, но один из ребятишек оплошал. Достав нож, он начал слишком неосторожно играть им возле лица Милы. Поиздеваться решил. Белов мгновенно взбесился. Разрывной пулей он отстрелил парню кисть руки, сжимавшую клинок. Остальные трое, замерев от страха, даже не пытались бежать или сопротивляться. Север жестоко избил мужиков, заставил обоссать друг друга, довел до состояния животного, физиологического ужаса. Он приказал гопникам отвести изуродованного приятеля в больницу и сказать, что тот отрубил себе руку сам, спьяну. Чтобы эта версия выглядела убедительно, Север топором отсек ту часть культи искалеченного, которая могла выдать врачам действительное происхождение травмы. А синяки и кровоподтеки на собственных рожах Белов велел гопникам объяснить так: подрались, мол, между собой. Благо все четверо горе-насильников были крепко навеселе. Север не сомневался: парни в точности исполнят все его указания. Слишком деморализованы.

Полдня после этого происшествия Милу сотрясала истерика. Но определенная цель была достигнута: нимфоманская похоть девушки временно отступила. Пока Милу больше не тянуло на подвиги.

— Да, страшный случай, — согласился с женой Север, отгоняя воспоминания. — Озверел я. Впрочем, ребятки сами виноваты — нечего насильничать.

— Но до каких пор мы будем так жить?! — простонала Мила. — Неужели всегда?!

— Если б я так думал, то минуту назад спустил бы курок, — сказал Север. — Нет, Милка, надежда у меня есть. Скажи, ты веришь Кузовлеву?

— Кому? — не поняла Мила.

— Павлу Михайловичу, моему врачу.

— Конечно, верю. Он спас тебя. Он для меня второй человек на земле. Он, Витька и Лида — самые дорогие мне люди. После тебя…