На вопли Гаваны в купе заглянул проводник и остолбенел при виде Мастодонта, на светлом пиджаке которого расплывалось огромное кровавое пятно. Он охнул, и тотчас же Гавана, выдернув нож из тела Большого Маста, попытался было дотянуться и до случайного свидетеля. К счастью для себя, проводник оказался проворным. Он отделался неглубоко пропоротым плечом и, вереща, помчался по вагону. Гавана вылетел вслед за ним и, отбросив окровавленный нож, опрометью бросился к тамбуру. Он выскочил из вагона, расталкивая пассажиров с баулами, сумками, саквояжами, и уже на перроне натолкнулся на двух вооруженных милиционеров. Гатагов оскалил зубы. С кончиков его пальцев капала кровь Мастодонта. Что-то первородно-дикое было в этом небритом, окровавленном, весело скалящемся человеке. Что-то первобытное и страшное. Он только успел чуть присесть, как для прыжка, как сотрудник угро вырвал из кобуры пистолет и дважды выстрелил ему в сердце.
– Здравия желаю, товарищ майор!
– Уже подполковник… Кто это говорит?
– С очередным, товарищ подполковник! Это Каледин.
– Илюха? Ты в Москве? Ну, порадовал! А я наводил справки – тебя вроде посадили…
– Было дело. Треху впаяли.
– За что?
– Ну, было бы за что, двадцать пять дали бы. А так – отсидел, и на свободу с чистой совестью.
– Вот и отлично. Заходи ко мне! Кстати… а откуда ты знаешь мой телефон?
– Ну как же, в прошлом году в Калуге случайно столкнулись, разве не помнишь? Ты тогда еще спешил, времени только парой фраз перекинуться было.
– Ну да, помню, конечно… Да. Молодец, что позвонил. Если что, и остановишься, может?
– Я подумаю. А что, не боязно уголовников на постой пускать? Что скажут соседи, если что?
– Мои соседи по квартире, – отчетливо сказал подполковник Санаев, – тыловые крысы и шкуры. Меня их мнение не интересует. А своего боевого товарища, пусть он хоть трижды судимый, я всегда рад видеть. Ты откуда звонишь?
– Да с Киевского вокзала пока. Я не один, со мной двое друзей.
– Друзей? – переспросил бывший командир Каледина. В его голосе прозвучало что-то вроде подозрения, но он тут же отбросил это постыдное сомнение: – Ну конечно! И друзей приму.
– А говоришь, не боишься вписывать уголовников, Васильич, – усмехнулся Лед. – Да ладно, одного ты знаешь, подполковник, – Ванька Снежин, снайпер из твоей роты.
– А-а, Сугроб? – обрадовался Санаев. – Рад, рад буду повидать курилку! Чем он сейчас занят? Не с нар, надеюсь?
– Нет, он пока не удосужился… А второй – я тебе про него рассказывал, ученый-археолог.
– А, это тот, который хотел раскапывать какого-то там древнего царя?
– Тамерлана. Он самый.
– Ну, приятно поговорить с образованным и культурным человеком, – ухмыльнулся подполковник Санаев. – Ладно, приходи. У меня для тебя будет сюрприз, кстати. Не знаю, приятный или не особо, но уж примешь как данность. Жизнь – она штука веселая и неожиданная.
– Это точно, – сказал Каледин и вдруг вспомнил затопленную баржу в порту Ванино и ледяные огни прожекторов, слепящих и выжигающих глаза. – Ладно. К вечеру будем. Можешь уже бежать за водкой.
– У меня и так есть…
Санаев жил в центре, на Сретенке, в огромной коммунальной квартире, и занимал тут две комнаты. Каледин, Снежин и Вишневецкий застали его в момент подготовки к визиту гостей: он нарезал огурчики, гремел банками с тушенкой и жарил на сале картошку. При появлении Льда и его спутников соседка Санаева, огромная толстая бабища с заплывшими глазками, удалилась в свою комнату, покачивая глыбистыми бедрами.
– Ого! – сказал Илья. – Вот это Аврора! В смысле – крейсер, а не греческая богиня чего-то там…
– Утренней зари, – ввинтил неисправимый Вишневецкий. – Только римская, греческий аналог – Эос.
– Да и черт с ней! Ну, здравствуй, командир! Вот как привелось свидеться, – широко шагнул к подполковнику Каледин, и они от души, размашисто обнялись.
– Теперь я, – скромно подсказал Снежин.
– Здорово, сержант! А ты и не изменился, Ванька. И глаз так же щуришь. Что, не сбился прицел с фронтовых-то времен?
Перед глазами Снежина всплыл крымский серпантин, горящий «Опель Кадет» и человек, пытающийся выбраться из него. И бывший снайпер ответил коротко и решительно:
– Нет!
– А это твой историк? Здравствуйте, Борис Леонидо… Леонидович?
– Совершенно верно.
– У меня у жены есть один знакомый Борис Леонидович. Он тоже человек культурный – поэт. Даже книжку со стихами жене подарил; я полистал, ничего не понял – муть какая-то. Вот «Землянка» – другое дело: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти – четыре шага-а-а…» – звучным баритоном пропел подполковник Санаев.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу